Свет озера
Шрифт:
— Да проснитесь же вы!.. Разве вы ничего не слышите? Совсем ничего не слышите?
Два больших грабовых полена, которые они, отходя ко сну, подкинули в очаг, еще горели жарким пламенем, и Бизонтен сообразил, что спал он не больше часа. Ортанс уже вскочила на ноги. Кузнец стоял посреди комнаты и спрашивал:
— А что такое случилось?
— Помолчите и слушайте, — сурово бросила Ортанс.
Все замолкли, даже шевелиться перестали, чтобы, чего доброго, не скрипнула доска. Ночной мрак доносил к ним крики. Слабый женский, а может, и детский голос, собачий лай и еще какой-то вроде бы лай, только пронзительнее
— Волки! — воскликнул кузнец. — Тут уж не ошибешься. Напали на кого-то.
Пока мужчины и Ортанс наспех одевались, Мари, сидя на краю топчана, молила их:
— Не надо, не надо. Все не уходите. Не бросайте меня одну!
— Дядюшка Роша с вами останется, — успокоил ее Бизонтен.
— Как бы не так, как это я здесь останусь! — разъярился кузнец. — Ей-то чего бояться? Дверь-то она за нами запрет.
— Но ведь вы можете легко сломать ногу в такой темени, нечего вам бегать по снегу, — сказал Бизонтен.
— Отстань ты от меня, приставала! — крикнул старик. — Что хочу, то и делаю.
— Скорее, скорее, — торопила Ортанс. — Там беда.
Она открыла дверь, и сразу стало слышно, как разыгрывается вдали страшная битва. В комнату ворвался ледяной ветер.
— Снег перестал, — произнес Пьер.
— Факелы! — крикнул Бизонтен.
Пьер сунул в пылающий очаг два заранее приготовленных факела, и их смоляные острия сразу занялись. Тем временем Ортанс успела зажечь два фонаря. Но так как Мари все умоляла ее остаться и не уходить, девушка бросила ей:
— А ну храбрее, Мари! Подумайте, ведь там люди в опасности. Чем больше нас туда пойдет, тем легче нам будет справиться с волками.
Малютка Леонтина даже не пошелохнулась, но Жан проснулся, и мать прижала его к себе.
— Вот видите, Мари, — с порога крикнула Ортанс, — при вас остался мужчина, так что вы под надежной защитой. И не просто мужчина, а сам Жан Гроза Лесов!
28
Едва за ними захлопнулась дверь, их плотно обступила мгла, против которой были бессильны и факелы, и фонари. Мгла эта вобрала в себя всю тьму и всю тишину. Свежий снег скрипел под ногами. Его навалило столько, что он доходил до колен, и тягостной мукой было пробираться вперед. Они не успели обмотать ноги тряпками, и поэтому Бизонтен уже через минуту почувствовал, что его худые башмаки полны воды. С первых же шагов тройка молодых, шагавших быстрее, оторвалась от старика кузнеца. Бизонтен обернулся и крикнул ему:
— Идите домой, Роша. Это вам не по летам!
Ответа он не разобрал, но при свете фонаря разглядел, что старик упрямо плетется за ними. Впереди шел Бизонтен, с трудом выдирая из снега свои длинные ножищи. Он размахивал факелом, который держал в левой руке, а в правой сжимал копье, которое сделал себе еще в лесах Жу как раз на случай встречи с волками. Пьер нес фонарь и топор с длинным топорищем. Ортанс достался второй факел и топорик подмастерья.
Там, вдали, собака отчаянно выла. Очевидно, на нее напали волки. Доносилось испуганное конское ржанье и чьи-то крики, но голос был слабый.
— Там ребенок! — крикнула Ортанс.
И впрямь, слышался и еще один голос, напоминавший голос ребенка.
Сколько раз они чуть не падали, но казалось, что некая сила пришла им в ту ночь на помощь, и сила эта, рожденная
— Сюда… Скорее! Скорее!
И они различили трепетно дрожащий огонек. Прибавили ходу, стараясь быстрее выбраться на дорогу, где шагах в двадцати от них разыгрывалась страшная драма. При жалком свете фонаря, висевшего над повозкой, Бизонтен заметил какие-то мятущиеся тени. И когда свет от факела прорезал тьму и он подошел поближе, он ясно увидел, как отпрыгнули и исчезли в кустах три здоровенных волка. А там за деревьями мелькали еще другие. Какой-то человек стоял, прислонившись к легкой повозке. В правой руке у него был сломанный кнут, а левой он судорожно сжимал поводья, пытаясь успокоить лошадь. Бизонтен бросился в кусты, где скрылись волки, но опоздал, копье вонзилось в снег, и на его белизне явственно виднелись совсем еще свежие следы волчьих лап с длинными когтями.
— Тут был матерый волк, два молодых волчонка и волчица, — заметил Пьер, который умел, бросив даже беглый взгляд, прочесть любые следы, оставленные в лесу.
Ортанс подошла к незнакомцу.
— Не нужно держать лошадь так крепко, — сказала она. — Волки теперь не придут.
Пьер занялся лошадью, которую ласково уговаривал незнакомец, называя ее Пастушкой. Сам он был невысокий, тонкокостный, лицо у него было худое, заросшее густой бородой, а светлые глаза странно блестели в пламени факелов. Отпустив уздечку, он бросился к собаке, которая ковыляла на трех ногах, оставляя за собой кровавые следы.
— Милый ты мой Шакал, — говорил он, — ты нас спас… Милый мой… Ничего, я тебя вылечу.
Теперь, когда он стал говорить тише, в его сдержанном голосе слышались теплые нотки. Казалось даже, что голос его идет как бы из какой-то бездны и ему отвечает нежнейшее эхо. Ортанс взобралась на оглоблю и обратилась к тому, кто находился внутри повозки.
— Все кончено, успокойтесь. Все кончено, — повторяла она.
В повозке рыдали. Незнакомец взял собаку на руки и положил в повозку, а Ортанс спрыгнула на землю, чтобы не мешать мужчинам запрягать лошадь. Тут подошел, еле переводя дыхание, дядюшка Роша. Незнакомец вылез из повозки и сказал, увидев старика:
— Господи, сколько я вам хлопот причинил, бедные вы мои!
— Вы-то сами не ранены? — спросил Бизонтен.
— Нет, но вы вовремя подоспели. Хорошо еще собака с волками сцепилась, да и фонарь у меня горел. Никогда я не видел так близко живых волков, страшное это зрелище. У старого волка была прямо-таки грива, и стояла дыбом.
— Садитесь в повозку, — посоветовал Пьер. — Я займусь вашей лошадкой.
— Нет, не надо, придется повозку толкать.
— Садитесь, садитесь, — приказал Бизонтен, — вы и без того еле на ногах держитесь.
— И побыстрее, — добавил Пьер. — Вашу кобылку тоже волки подрали.
— Бедняжка, — вздохнул незнакомец, — это они на нее сначала набросились, пока собака не выскочила из повозки.
Пьер взял вожжи. Бизонтен с факелом пошел впереди, Ортанс замыкала шествие, а кузнец присел на задок повозки.
Снегу навалило так много, что продвигаться вперед было трудно, и то и дело приходилось вытаскивать проваливавшиеся в сугробы колеса. Дядюшка Роша с незнакомцем тоже вышли из повозки, чтобы легче было ее толкать.