Свет прозревшего человека
Шрифт:
Правда, за долгие годы работы на стройке, Родриго заметно постарел и ослаб, и ему уже не так легко стало поднимать тяжёлые мешки с цементом на верхние ярусы Храма. Кроме того, одному всегда очень сложно бывает устанавливать леса; и всегда нужен тот, кто придержит что-либо, или подаст.
Нельзя сказать, что ему никто не помогал... Одно время к нему приходила одна очень далёкая родственница, поистине замечательная красавица Люсия, и варила ему суп гаспачо, который безумно нравился Родриго, вызывая у него слёзы умиления и радости. Бедная девушка даже не сразу поняла, отчего её суп создаёт так много эмоций; и с удовольствием варила
В основном, Родриго приходилось быть в одиночестве. Он привык уже к этому. Но, как-то раз, зашел к нему на стройку один человек, и предложил вдруг свою помощь. Его звали Мартинес. Он жил в соседнем квартале, где из окна его квартиры был хорошо виден Храм, который вот уже много лет возводил Родриго. Мартинес держал себя очень спокойно и деловито, как человек, который давно всё решил, и теперь готовился только получить согласие самого Родриго. Всё предельно просто… и несмотря на то, что Мартинес всю неделю был занят на кирпичном заводе, где трудился формовщиком, у него было два совершенно свободных дня в неделю, когда он мог бесплатно помогать Родриго строить свой Храм.
Родриго даже не стал его ни о чём больше спрашивать; он только пожал ему крепко руку, и широко улыбнулся, как большому и долгожданному гостю. Схватив его за рукав и расхваливая предстоящую работу, Родриго повел его на нижний ярус, в своё жилище, чтобы напоить настоящим и хорошим кофе.
Вышли они оттуда уже друзьями. Хотя Мартинес с виду напоминал крепкого портового грузчика, он, между тем, обнаружил незаурядные духовные качества и утончённость своей натуры. Как нельзя кстати пришлись его знания по истории католической культуры и искусства. Впоследствии, если это требовалось, он даже иногда аккуратно подсказывал Родриго о принадлежности некоторых элементов церковного интерьера, а также о скрытом, или в некотором смысле – не явном, их предназначении.
Странно, но Мартинес, казалось, не был религиозным человеком в обычном понимании этого слова. По крайней мере, Родриго никогда не видел его за молитвой. Мартинес мог подолгу и увлеченно рассказывать различные библейские истории и легенды, но в тоже время с не меньшим почитанием говорить о Коране или иудейской книге Танах. Это немного удивляло и смущало Родриго. Хотя он избегал спрашивать его о своей вере, он всегда ощущал, что она есть в нём… и с не меньшей силой, чем у него самого.
Но самое главное, Мартинес был необыкновенно трудолюбивым человеком, и работал, наслаждаясь своим трудом. Чтобы он ни делал: таскал мешки, замешивал раствор, клал кирпичи или штукатурил, с его лица никогда не сходила улыбка, говорящая, как он доволен собой в эти минуты.
Это всегда вдохновляло и подбадривало самого Родриго. Глядя на Мартинеса, работать ему становилось гораздо легче, а в те дни, когда приходилось работать одному, Родриго ловил себя на том, что начинает скучать по своему другу. Даже после десятка лет совместной работы, он не переставал удивляться заряжающей энергии Мартинеса, которая, казалось, была в нём в таком обилии, что не могла исчерпаться никогда.
Вскоре Родриго съездил за две сотни миль, на свадьбу к Люсии, и с ужасом заметил, как изменился весь мир за эти годы, и как он сам постарел. Он поздравлял молодых и чувствовал себя каким-то вышедшим из археологического музея доисторическим существом, со своими непонятными для окружающих привычками и взглядами. Он не мог понять, почему, и по какому праву, они даже о Боге говорили, как о некоем соседе сверху. Неужели это сейчас считается нормальным? Он не понимал и не хотел понимать таких шуток, и, после окончания официальной части празднования, поторопился уехать.
Родриго чувствовал, что с годами становится всё дальше от людей: он не понимает их, они не понимают его. Но замкнуться в себе означало бы закрыть ворота своего Храма… и не пускать туда никого. К нему на стройку часто приходили гости: по одному или группами, фотографировали его, и строящийся Храм; но он не ощущал понимания в их глазах. Это были туристы, для которых всё увиденное в этих стенах было не более чем увлекательным и даже курьёзным зрелищем, которое можно сравнить с зоопарком, где неожиданно родилась горилла-альбинос.
Он изо всех сил старался делать так, чтобы двери его Храма были всегда открыты для всех, и он радушно принимал каждого посетителя. Но улыбаясь им, он чувствовал, что в душе начинает их тихо ненавидеть… Каждая новая экскурсия становилась для него настоящим кошмаром, который он вынужден молча, и не моргнув глазом, переносить.
Но, что делать?.. Он обязан так поступать! Ведь для любого человека всегда должна быть возможность прийти в святое место, и помолиться Богу. Не имеет никакого значения, насколько сильна его вера, и важно не то, с какими взглядами он входит в Храм, а с какими он выходит из него. Родриго решил, что вход в его Храм будет всегда свободным, и никаких препятствий для молитвы… быть не должно. Даже ночью, если это необходимо для души, человек может прийти в его Храм и молиться ровно столько, сколько это ему будет нужно.
А туристы? Разве это означает, что человека не может призвать Бог, столь же внезапно, как его самого? Храмы существуют для тех, кого зовёт Всевышний… избирательно зовёт. Сама по себе, религия никогда не может ничего навязывать, и даже если человек просто турист, он имеет право и возможность узнать о Боге всё, что пожелает. Ведь неизбежно, когда-нибудь наступит для него время выбора, и даже если для веры не останется в сердце места… что ж… это всё должно быть обязательно им обдумано и осознано.
Несмотря на похвалу посетителей и их восторженные реплики, Родриго с сожалением чувствовал, что пока ещё его Храм не работает по своему предназначению. Это говорило только о том, что все работы ещё далеки до завершения. Наверно, Храм, подобно картине, может создавать нужное впечатление только тогда, когда будет полностью готов.
Он учтиво разговаривал с каждым, терпеливо отвечал на все вопросы, и молча позволял фотографировать, но при этом старался не смотреть в глаза посетителям. Он ясно представлял себе эти лица… где на картонной маске восторга и удивления было словно написано крупным шрифтом: «Зачем?»
Что он мог им объяснить?.. Если даже подросшие дети Люсии приезжали ему помогать, как на трудотерапию, только по настоянию матери, и, разумеется, тоже ничего не понимали. Конечно, он был им рад, и всем говорил, что это его наследники, которые будут продолжать его дело… Но вряд ли это будет так. Он заглядывал им в глаза, и не видел той «искры Божьей», которая помогла бы всё это осуществить. Впрочем, у них ещё всё впереди, и Родриго успокаивал себя тем, что он, в их возрасте, был гораздо… гораздо хуже.