Свет вечерний
Шрифт:
(Ах, забвенье лишь отрадно!),
Руку положив на темя:
Пурпуром лазурь затмилась,
Остров поплыл, стало время…
Вот, я дома пробудилась…
Милый, вновь ты, вновь мне ведом!
Лев, ревнующий к победам
Солнца,— бог, весенний дождь
Иль Орфей, певучий вождь,—
Ты — один, как я едина,
Солнцева невеста сына.
Дочь Миноса, на покой
Я усталого склоняю,
Темя тонкою рукой,
Чаровница,
Сонный мой разымчив хмель;
Я, как мать, приникну к сыну
И из груди тихо выну
Колыбельную кудель.
Озарятся своды ярко,
Буду солнце прясть, как Парка,
Выпряду златую нить.
Лишь взыграет на свирели
Милый странник, вспыхнет нить.
Он спасен… и вновь, у цели,
Должен в солнечном пределе
Деве ночи — изменить.
ЛИРА И ОСЬ
Валерию Брюсову
Слепец, в тебя я верую,
О, солнечная Лира,
Чей рокот глубь эфира,
Под пенье аонид,
Колеблет правой мерою
И мир мятежный строит,
Меж тем как море воет
И меч о меч звенит.
Ты скована из золота,
И падают, как пчелы,
Журчащие Пактолы
На жаркие рога…
Удары слышу молота
По наковальне Рока;
Но славят свет с востока
Верховные снега,
За осью ось ломается
У поворотной меты;
Не буйные ль кометы
Ристают средь полей?..
А где-то разымается
Застава золотая
И кличет в небе стая
Родимых лебедей,
Есть Зевс над твердью — и в Эребе.
Отвес греха в пучину брось,—
От Бога в сердце к Богу в небе
Струной протянутая Ось
Поет «да будет» Отчей воле
В кромешной тьме и в небеси:
На Отчем стебле — колос в поле,
И солнца — на Его оси.
О, дай мне плыть, святая Лира,
Средь мусикийского эфира
Одною из согласных лун.
Лишь на мгновенье, беззаконный,
Слепой кометы бег уклонный
Касается вселенских струн.
Ристатель! Коль у нижней меты
Квадриги звучной дрогнет ось,
Твори спасения обеты,
Бразды руби и путы сбрось.
И у Пелопса ли возницы,
У Ономая ли проси
Для новых игрищ колесницы
На адамантовой оси.
О Ты, Кто в солнца нас поставил!
Коль сын Твой прямо к полдню правил
Пылающую четверню,
Вдали блужданий Фаэтона
Дай
Истаять медленному дню.
II
КАМЕННЫЙ ДУБ
Хмурый молчальник, опять бормочу втихомолку
стихами:
Хочет и каменный дуб майской листвой
прозвенеть.
Дремлет в чеканной броне под бореями бурными
зиму;
Зеленью свежей весна в пологах темных сквозит.
Черную ветвь разгляди: под металлом скорченных
листьев
Ржавой смеется тюрьме нежный и детский побег.
ЕВКСИН
Ласточки вьют свой уют под окошком;
Зяблик слетает к рассыпанным крошкам
В трапезной нашей. За дверью горят
В садике розы: давно ль еще, вешний,
Весь он белел алычой и черешней?
Лишь кипарисы все тот же обряд,
Смуглые, мерно склоняясь, творят.
Что там, в оправе лиловых гликиний,
Гладью сверкает алмазисто-синей?
Смотрит Евксин сквозь ресницы чинар,
Пестун лазурный Медеиных чар.
Я под окрайнюю сяду чинару —
Сонной мечтой убегающий парус
В миф провожать, в розовеющий пар.
СВЕТЛЯЧОК
Душно в комнате; не спится;
Думы праздно бьют тревогу.
Сонной влагой окропиться
Вежды жаркие не могут.
Сумраком не усыпленный,
Взор вперяется во мглу.
Что забрезжило в углу
Зорькой трепетно-зеленой?
Дух-волшебник ночи южной,
Светлячок к окну прильнул,
Словно в дом из тьмы наружной
Гость с лампадой заглянул;
Словно спутник снов бесплотный,
Миг свиданья упреждая,
Подал знак душе дремотной
Упорхнуть в дубравы рая.
ЗИМНЯЯ БУРЯ
Гнет и ломит ноша снега
Кипарисы нежные,
И корчует вал с разбега
Грабы побережные.
Все смесилось в тусклой хляби —
Твердь и зыби вьюжные.
Кто вас губит, кто вас грабит,
Вертограды южные?
И сквозь лязги волн и визги
Племени Эолова
Зевс гремит и плещет брызги
Плавленного олова.
Смертью ль мутные зеницы
Водит над пучинами
Ветхий Кронос, бледнолицый,
Треплющий сединами?