Свет золотой луны (сборник)
Шрифт:
– Меня-то навряд ли, – замялся Серей, – я в школе по немецкому больше тройки никогда не имел.
– Немецкий не наш язык, а славянский, он родной, на котором наши с тобой предки говорили.
Так и стал Сергей к отцу Валерию ходить. Вначале на дому у священника он учился читать по-славянски. Ему это очень понравилось.
Вскоре стал ходить помогать батюшке за службой. Кадило разжигал, со свечой выходил. А как научился хорошо по-славянски читать, то его отец Валерий поставил в хор, на клирос чтецом.
После окончания школы Сергей учиться никуда не поступил. Троек было много в аттестате.
Мать ему сказала:
– Раз не учишься, то иди куда-нибудь работать, а то на свою зарплату я тебя, такого бугая, не собираюсь тянуть. И от армии мне тебя нечем отмазать.
Сергей пожал плечами:
– Да я и не собирался от армии косить. Вон Колька Парфенов отслужил в морфлоте и вернулся, жив-здоров. Не всех же в Чечню направляют.
– А если в Чечню попадешь? – вдруг всполошилась мать. – Что тогда?
– А что тогда? Буду воевать.
– Господи! – всплеснула руками мать, – тоже мне вояка выискался. А если убьют?
– Не всех же убивают. Кто-то и возвращается, – сказал Серега, но уже не совсем уверенно.
Работать его взял к себе при храме отец Валерий. Здесь Сергей и за сторожа ночного, и за чтеца. Да и вообще правой рукой отца Валерия стал.
Когда подошло время Сергею идти в армию, отец Валерий отслужил молебен и сказал ему напутственное слово:
– Иди, Сергей, и служи Родине честно. Помни, наша православная вера налагает на нас особую ответственность быть преданным своему отечеству даже до смерти. Но помни еще и о том, что мы будем за тебя молиться, чтобы Господь сохранил тебя от всякой напасти и вернул домой в здравии.
При этих словах отец Валерий расстегнул ворот рясы и снял свой нательный серебряный крестик.
– Давай, Сергей, снимай свой, мы с тобой поменяемся. Я с этим крестиком сам в армии служил. Теперь я твой крестик буду носить, а ты мой, чтобы все время помнил, что тут за тебя молятся.
На лесной лагерь ваххабитов спустилась ночная мгла. То тут, то там слышались приглушенные голоса. Костров боевики не жгли, соблюдая маскировку лагеря. Ужин готовили на портативных газовых плитках. Запахло жареным мясом.
Патриев, с наслаждением втянув в себя соблазнительные запахи, сказал, обращаясь к Хамзату:
– Пожрать-то хотя бы нам дадут? Или это только у христианских народов такой обычай – кормить перед казнью?
Хамзат поднял свой тяжелый взгляд на Патриева и долго пристально смотрел на него. Потом спросил приглушенным голосом:
– Стрелять умеешь?
Патриев, обидевшись почему-то на этот вопрос, ответил с издевкой:
– А ты мне дай «калаш», тогда увидишь. Покрошу здесь всех в капусту. Хоть перед смертью душу отведу.
– Получишь «калаш», но всех подряд не надо. Надо с умом.
Гаврилов вопросительно посмотрел на Хамзата.
– Племянники сигнал подали, – ответил тот на вопросительный взгляд друга, – надо быть готовыми. Ты бери вон того, справа от тебя, я на себя возьму вон того араба. А ты, – обратился он к Патриеву, – постарайся подвинуться поближе к тому, что анашу потягивает. Начинаем сразу по моему сигналу.
Он посмотрел в сторону Сергея; тот, не слыша никого, полностью ушел в молитву. Хамзат сразу это понял и не стал прерывать Сергея. Но Гаврилов, перехватив взгляд Хамзата, тронул Сергея за плечо:
– Сергей, ты чего в нирвану ушел. Давай возвращайся на грешную землю.
Пленники сидели в напряжении, наблюдая за Хамзатом, когда тот подаст знак.
Хамзат внешне был спокоен. Наконец чуткое ухо чеченца среди птичьих криков леса уловило условный сигнал. Хамзат достал сигарету и знаком показал арабу, что хочет прикурить. Тот, подойдя к нему, чиркнул зажигалкой, но уже в следующее мгновение рухнул на землю с перерезанным горлом.
Патриев с Гавриловым тут же кинулись в сторону боевиков. Неожиданность нападения всегда дает некоторое преимущество. Им удалось сбить боевиков с ног. Но те сдаваться не собирались.
Сбитый Патриевым боевик упал рядом с горячим чайником и, облитый кипятком, отчаянно завопил, переполошив весь лагерь. Из кустов раздались выстрелы по бегущим к ним боевикам.
Гаврилов продолжал бороться со своим противником, который, обхватив одной рукой за шею Гаврилова, другой пытался дотянуться до пистолета. Гаврилов, изловчившись, вцепился в руку зубами и сумел освободиться от смертельных объятий. Он отпрянул от боевика, чтобы бежать, но тот успел выстрелить из пистолета, и левую руку Гаврилова обожгла острая боль. Продолжая бежать, он схватился за руку и почувствовал мокрый рукав куртки. Зажимая рану рукой, он бежал в сторону, указанную Хамзатом.
Его догнал Патриев, у которого в руках был автомат, отнятый у чеченца.
– Держись, Толик, – крикнул он и, развернувшись, выпустил из автомата длинную очередь в преследователей.
Сергей вначале растерялся, но потом тоже кинулся вслед за всеми. Дорогу ему перегородил Аслан и нанес оглушающий удар прикладом автомата по голове. Сергей на некоторое время потерял сознание. Аслан, довольный своим удачным нападением, хищно оглянулся по сторонам, ища следующую жертву.
В это время автомат у него был выбит из рук большой сучковатой палкой почти в толщину руки. Следующий удар пришелся бы ему по голове, если бы он вовремя не увернулся. И удар палки угодил ему в плечо, переломав ключицу. Но вместе с ключицей переломалась и палка.
– Предатель! – взвыл диким голосом Аслан, с ненавистью глядя на Хамзата, стоящего с обломком палки в руке.
Левая рука Аслана висела плетью, но правой он молниеносно выхватил из напоясного чехла нож и метнул его в Хамзата. Нож угодил в низ живота и вошел почти по рукоятку. Хамзат застонал от боли, схватившись обеими руками за рукоятку ножа. Но когда Аслан с победным рыком кинулся на него, Хамзат, скрипя зубами, выдернул из своего тела нож. Аслан упал к ногам Хамзата, пронзенный собственным ножом прямо в сердце.