Светлая для наследника
Шрифт:
Когда закончился этот бесконечный круговорот магии и меня куда-то выбросило, я была неспособна пошевелиться, подумать и хоть что-то сделать, чтобы элементарно понять, где нахожусь. Так и отключилась посреди неизвестности.
Глава 39
Я зажмурилась, подставляя лицо солнечным лучам и наслаждаясь их теплом. За покрытым уличной пылью окном жил своей жизнью городок, что приютил меня почти полгода назад и дал возможность, если не зажить, то хотя сделать вид, что я живу нормальной жизнью обычного светлого. А еще я, наконец, могла заниматься тем,
До сих пор с содроганием вспоминаю все произошедшее в тот день в Храме на Площади Цветов, и после. Все то, что навсегда изменило мою жизнь. Как очнулась в каком-то лесу, и плакала, кажется, уже несколько часов кряду, как изводила себя несколько месяцев, вспоминая каждый свой шаг, каждое действие и слово. Каждое, к темным, слово, что я сказала Киру.
— Уважаемая! — Ритти, в свойственной ему одному манере, как-то самодовольно постучал по краешку своего стола тупой стороной карандаша. — Уважаемая, кхм, я тут это, все уже!
— Ритти Пер! — недовольно покачав головой, обратилась к подростку в чистой синей рубашке, что сейчас с видом невинного щеночка глазел на меня со второго ряда видавших виды школьных парт. — Сколько раз я просила тебя: если ты закончил, то сдавай работу на стол и покидай аудиторию. Молча, Ритти, чтобы не мешать другим ребятам.
В подтверждение моим словам, девочка в стареньком сером платье с замызганным за неделю белым воротничком, согласно закивала, и добавила:
— Мешает!
— Ладно, Рина, заканчивай. Ритти, работу на стол и свободен! Остальным — не отвлекайтесь, ребята, времени до конца урока осталось не так много!
На этих словах я снова развернулась к окну и, прижав к стеклу свою ладонь, мысленно улыбнулась.
Ритти, недовольно пыхча, из-за того, что я его отчитала, хоть и в столь легкой форме, поднялся с места и шумно собрался, покидав свои нехитрые ученические пожитки в сумку. Потом прошел между двух рядов деревянных столов, за которыми все еще корпели над своими заданиями остальные ребята и остановился рядом со мной и моим столом. Листок с нарисованной на ней немного кособокой глиняной вазой, лег на краешек стола, но парень не спешил уходить, все так же шумно пыхча и переминаясь с ноги на ногу.
— Ты это… — начал он, еле слышно шепча, — ты сегодня долго?
— Как обычно, — я чуть улыбнулась, отвечая ему также шепотом, — постараюсь не задерживаться. Ужин на плите.
— Не нужно. Я лучше у Марты поужинаю. — Как-то обиженно протянул он.
После этих слов Ритти развернулся и, громко топая новыми башмаками, скрылся за дверью аудитории, а я снова повернулась к окну. Парень вот уже месяц с лишним жил в моей крохотной квартирке на окраине города. Сначала, правда, я одна снимала эту замызганную конуру, как мысленно я величала тот убогий уголок мира, в котором жила. Но с появлением Ритти, он обрел какой-то наивный уют. Мы поделили комнату и выделили ему небольшой уголок у окна, где втиснулась узкая кровать, и все. С другой стороны древнего, как сам городок и тяжёлого, словно он был сделан из камня, шкафа, обитала я. Такая же узкая кровать с тонким матрасом, стул и крохотное зеркальце на стене. Кухня наша находилась в крошечном закутке и состояла из огненной подставки, стола и двух колченогих табуретов.
Холодного шкафа у нас не было, а потому если я что-то и готовила, то съедали мы все в тот же день. Проблема состояла в том, что, несмотря на все мое желание — готовить я не умела от слова “совсем”. То, чем я давилась на завтрак и ужин, так как обедать предпочитала в кафе, рядом со школой, даже если этот самый обед состоял из одного пирожка, нормальной едой назвать было нельзя. Чаще всего это была дешевая крупяная каша без всего. Ритти, безусловно, съедал все, но при любом удобном случае сбегал к Марте и притаскивал от вдовы огромную корзину разносолов, за что так же часто получал нагоняй.
У меня было много разных идей о том, как именно я оказалась на окраине Тракора, и почему именно сюда выбросил меня портал, но ни одну из них я не раскрывала.
Просидев несколько дней на окраине леса, скрываясь от местных жителей и ежедневных патрулей стражи, я, наконец, не выдержала. Еще неделю я совершала ночные набеги на местные помойки, в поисках пищи, так как поймать что-то в самом лесу не получалось. Оружия у меня не было, сезон для ягод и грибов еще не наступил, а жевать древесную кору, если рядом был расположен город — я не смогла. На третий день этого бесконечного кошмара и унижения, я раздобыла кусок железного прута и уже была готова вернуться в лес, чтобы продолжить скрываться, когда мне на глаза попалась замусоленная в грязи газетная вырезка, и я поняла, где именно нахожусь.
Еще примерно неделя мучений и самоистязаний и однажды я решилась. Несколько часов я бродила по ночному городу, стараясь найти хоть что-то знакомое и по памяти восстановить наш с Киром маршрут. Конечно, сразу ничего не вышло и в дверь Марты я постучала под утро третей ночи поисков. Голодная, грязная, на грани полнейшего отчаяния и безумия. Когда женщина открыла дверь, слишком быстро для этого времени суток, я оказалась не готова. Ни к ее слезам и причитаниям, ни к тому, что там, оказывается, меня уже давно ждали.
— Ани, девочка! Почему так долго! — Марта втащила меня в дом и, перед тем как захлопнуть входную дверь, выглянула и проверила ночную улицу. Запустила несколько сияющих нитей в темноту и только после этого заперлась. Оказывается, что меня тут ждали уже давно. Старуха, да-да, та самая, что поджидала меня на площади, что сунула мне в руку артефакт перехода, запустила врата и, главное: уже дважды спасла мою жизнь. К сожалению, ценой собственной.
Страж в тот день также не промахнулся. Дважды. Просто Ритти, ударил его под локоть, чем и вызвал смещение траектории огненного шара. Парня тогда поймали и передали в руки правопорядка, где он провел около десяти дней, как он выразился: «в тепле и на жратве», а потом вытурили и из крепости, и из города.
В доме Марты я просидела, словно загнанная в ловушку мышь, около месяца, боясь лишний раз высунуть нос на улицу. Все это время я только жалела себя, своих родителей, Кира и, снова, себя. Иногда ела, иногда пила воду. И больше ничего не делала, просто жалела себя и думала о том, что произошло, ровно до того момента, пока Марта, с выражением полной брезгливости на лице и ввалилась в комнату, что я все это время занимала.
— И долго ты намерена жалеть себя? — Прошипела она, засучив рукава и собирая грязную посуду с пола, — Темные! Если бы все люди, что рисковали собой, видели бы тебя сейчас! Если бы они знали за что борются?!