Светлая Капелька в тёмной душе
Шрифт:
В очередной раз очнулась я от мягкого прикосновения к моей ладони.
— Капелька… — еле слышно голос. Судя по обращению, это Кирилл. Судя по более связным мыслям, я иду на поправку. — Лучик мой… я не могу тебе ничем помочь, пока ты сама не захочешь вернуться к нам, — как-то горько прошептал мужчина, — Ну зачем?! Зачем ты убежала от меня?! Зачем пожелала отключиться? Я даже не знаю, слышишь ли ты меня!
Горячая рука крепче сжала мою кисть.
— Я же просил, я так просил тебя сохранять сознание… Почему ты не захотела бороться?!
Столько боли было в голосе, держащего меня за руку мужчины, что моё сердце сжалось от сочувствия, хотя судя по ощущениям в теле, сочувствовать как раз надо мне. Я попыталась открыть глаза, даже почувствовала, как дрогнули ресницы, но сил мне не хватило даже для этого простого действия. Я попыталась что-то сказать, но из моих пересохших губ вылетел лишь неясный хрип.
— Лилия, — возбуждённый голос Кирилла, — ты меня слышишь, девочка?!
В ответ, я лишь опять захрипела.
— Лучик мой! Капелька… — я почувствовала частые прикосновение горячих губ к моей кисти, которые он перемежал со словами. — Не отключайся больше. Пожалуйста. Только не уходи опять. Ты поправишься. Ты обязательно поправишься.
Я не могла понять, что происходит. Взрослый и солидный мужчина, наверное, хорошо за тридцать, вполне себе состоявшаяся личность и вдруг раскис у моей постели, как влюблённый мальчишка. Честно говоря, не смотря на своё плачевное состояние, я даже со всеми возможными сотрясениями не могу себе представить такого парадокса. Мысли о влюблённом мальчишке, как то сразу нарисовали в голове образ Алекса. А вместе с ним всплыл в памяти и тот злополучный вечер, когда я при очной ставке узнала, что являюсь для этих двоих лишь средством,… даже додумывать не захотела мысль. Хотела прогнать Кирилла, но голос меня не слушался. Потом я сообразила, что во рту у меня вставлена трубка. Неужели, я на искусственной вентиляции лёгких? Боги, да я в коме была, озарила меня догадка. От осознания такой печальной новости захотелось выть. Сколько? Сколько я тут провалялась?
Свой хриплый то ли стон, то ли вой услышала, как будто со стороны. А потом возле меня прибавилось персонажей. Кирилла быстро выпроводили подоспевшие врачи и принялись за свои дела и рассуждения вокруг меня.
— Лилия, вы меня слышите? — чётко раздаётся надо мной приятный голос, но я не могу ответить, только хриплю что-то.
— Отключите ИВЛ. Она сама дышит.
Почувствовала какое-то лёгкое облегчение на лице, словно с меня намордник сняли.
— Вы меня понимаете? — снова вопрос.
— да, — мой слабый и еле слышный хрип приняли на ура. Где-то на периферии я даже услышала это самое «ура», облегченное «наконец-то», радостное «слава богу!» и совсем уж нелогичное «теперь эти влюблённые психи от нас отстану!»
На последнюю фразу я даже умудрилась приоткрыть глаза и увидеть в расплывающейся картинке врачей, а за стеклянной перегородкой, прижавшегося лбом к этому самому стеклу Кирилла, что с надеждой всматривался в меня.
Врач заметил наши с Кирком переглядывания и поспешил закрыть тому обзор, опустив жалюзи. Я услышала рык даже через закрытые двери.
— Поскорее бы вы уже поправлялись Лилия, — как-то отстранённо попросил меня врач, — а то ваш ухажер тут уже всех достал!
— долго? — только и смогла выговорить я. Но врач меня понял.
— Две недели. Вы были в коме две недели. И хотя с большинством ваших и внешних и внутренних повреждений мы справились достаточно быстро,… привести вас в чувство не могли никак.
Я легонько кивнула показывая, что услышала и прикрыла глаза. Слишком слаба еще.
Медперсонал суетился вокруг меня, мне что-то вкалывали, меняли какие-то капельницы, я даже не знаю, что они там еще делали. Я усыпала. И перед моими закрытыми глазами всё стоял Кирилл, облокотившись лбом о стекло. Он всё смотрел на меня и смотрел… А по его губам я читала слова «капелька… лучик…» всё шептал он, как мантру. И с чего это он такие странные прозвища мне дал? Странный он… словно и в самом деле влюблённый мальчишка…
Я пробыл в обессиленном состояние не так уж и долго. За два поднялся на ноги, а на третий день уже послал всех к демонам и против воли медперсонала ушел из-под надзора. Ушел, чтобы тут же отправиться к Лилии.
Моему возмущению не было предела, когда первым, кого я увидел — был Алекс дежуривший под палатой. С огромной охапкой (букетом это назвать никак нельзя) белоснежных лилий.
— Ортайл! — Я зарычал не хуже дикого зверя, — какого хрена ты ошиваешься у моего Источника?!
— Ты смотри… живучий… — как-то невесело смерил меня взглядом гад. Словно рассчитывал, что я загнусь от истощения.
— Пошел вон! — Коротко напутствовал я, пытаясь пройти в палату.
— Да не спеши ты, Чернов. — Мне очень не понравился тон Алекса. Ни угрозы, ни рыка. Только какое-то отчаяние… я, боясь услышать то, что он хочет сказать, посмотрел на своего конкурента.
— Она в коме, — совсем уже упавшим голосом произнёс он и швырнул ненужные цветы на лавку, куда и я поспешил сесть, потому что земля, казалось, уходит из-под ног.
— А как же маги? Это ж не человеческие коновалы! Они ж с того света вытаскивают…
— Они сделали всё возможное, чтобы спасти её тело.
— Но она не хочет просыпаться?! — понятливо уточнил я.
— Пока никак, — и Алекс сел рядом. Нас разделял лишь букет цветов. Мне кажется, я уже ненавижу этот веник!
***
Следующие две недели сплелись для меня в сплошной кошмар. Я забыл, когда ел, когда спал, забыл про бизнес. Меня интересовало только состояние моей капельки. Врачи хором твердят, что все показатели имеют положительную динамику, что травмы практически все сошли на нет. Маги постарались и даже сложнейшие переломы и черепно-мозговую травму залечили, починили, исправили. Врачам в обычную больницу они отдали уже зная, что девушке ничего не грозит. Единственная проблема, это её кома. Но тут маги оказались бессильны. Единственное, что могло помочь — время. И вот это время тянулось просто неприлично медленно,… я каждый день приходил в больницу и требовал с врачей какого-то чуда! Меня тут уже ненавидят, а мне плевать. Плохо работают!
Я часами просиживал у кровати Лилии, держа ее за руку и нашептывая всякую глупость. Иногда мне казалось, что она приоткрывает глаза. Но врачи говорят, что это не признак сознания, а очень даже наоборот — нехороший знак.
И вот наконец-то настал день Х, когда она пришла в сознание. А меня к ней даже не подпускают. Мне даже посмотреть нельзя! Как я ненавижу этих коновалов! Что они там делают с моей девочкой?!
— Кирилл Аполлонович, — отвлёк меня от злых мыслей голос вышедшего из палаты врача.