Светлая полночь
Шрифт:
Страх присутствовал у Джейса, который опасался, что сомнет ее своим желанием. Напугает ее силой своего желания. Однако Джулия нисколько не была напуганной — она была бесстрашной, а Джейс — нежным и гораздо более деликатным, чем она хотела его видеть.
Но Джейс испытывал потребность быть предельно нежным.
Они любили друг друга, любили снова и снова. И заснули, сплетясь в одно целое.
Джейс Коултон, который обычно спал без снов либо видел сны с кошмарами, спал мирным сном рядом с Джулией.
И с Джулией видел удивительные сны.
Они
Джулия попросила, когда они обнимались, рассказать о Логанвилле до того сочельника. Об одиннадцати месяцах радости до пожара.
Это логанвиллское счастье было, казалось, погребено давно ушедшими годами. Но для Джулии он нарисовал живой портрет того времени, и он был не менее яркий, чем у Джулии, когда она рассказывала ему об Уинни и бабушке.
Образными словами, яркими красками Джейс описал Грейс. И Мэри Бет. И лучшую подругу девочки Дину, и всех других детей, которых он опекал.
И еще он обрисовал котенка Сэма, Троя и Роули, миссис Бирс — городскую библиотекаршу, с которой он и его подопечные провели немало приятных и счастливых часов.
С помощью образных слов Джейс свозил Джулию на логанвиллское озеро с сапфирно-голубой зеркальной поверхностью, рассказал о страхе, который овладевал им во время безмятежного лета и зимних катаний на коньках. О несчастном случае на Сикаморе и…
— Ты такая красивая, — очень тихо прошептал Джейс. Он сказал это, когда по просьбе Джулии чертил карту Логанвилла на ее белоснежной ладони.
Джулия подняла голову от невидимых нарисованных линий на ладони.
— Это на случай, если ты не знала об этом, — пояснил Джейс. — Я говорю не о твоем сердце или душе, Джулия. Это само собой разумеется. Но и оболочка, в которой заключены это нежное сердце и прекрасная душа, тоже изумительна.
Джулия нахмурилась, обдумывая услышанное, затем улыбнулась. Просияла.
— Я очень везучая, — похвалилась она. — У меня волосы Уинни и глаза бабушки.
Джейс продолжал смотреть на нее так проникновенно и с такой гордостью, что щеки ее наконец порозовели, она пожала плечами и снова посмотрела на ладонь.
— Ну ладно, — пробормотала она, указывая на то место, которое еще сохраняло тепло его прикосновения, — Логанвилл здесь, а где же находится библиотека?
По ее ладони они совершили путешествие в логанвиллскую библиотеку, на озеро с сапфировым льдом и наконец добрались до Блуберд-лейн.
— Ты такой красивый, — прошептала Джулия, когда путешествие приближалось к концу. — Это если ты вдруг не знаешь.
Конечно, Джейс знал. В конце концов, он ведь был внебрачным сыном соблазнителя и соблазнительницы — роскошной, обольстительной Шейлы и сексапильного и чувственного лжеца, самозванца, вора. Поистине дитя любви, ненавидимое дитя, он унаследовал эффектные черты от каждого из родителей.
— Тебе повезло, — заявила Джулия. — У тебя доброта Грейс и добродетель Мэри Бет.
Джулия не забыла о своем лондонском маршруте, просто отменила
Ей необходимо было это сделать для Уинни. «Бай-бай, Роство!»
И для Джейса. Здравствуй, Рождество!
Джейс тоже хотел вернуться в «Кентерфилдз». Для Уинни. И для Джулии.
Каждый заранее знал о подарке для другого, и каждый заранее признался, что такой подарок есть. Так что когда они оказались в рождественской лавке, им не нужно было расставаться. И они ни на миг не расцепляли рук.
Подарок Джулии для Джейса представлял собой кентерфилдзского ангела из фарфора, с крыльями, тихо перебирающего серебристые струны золотой арфы.
От кого-то другого этот подарок мог бы стать жестоким напоминанием о той светлой полночи. Но со стороны Джулии это было обещанием, уверением в том, что для Джейса настанет другая светлая полночь… когда он — даже он — услышит божественные звуки небесной арфы.
Джейс понимал смысл подарка Джулии, как знал и то, почему он выбрал для нее кентерфилдзскую снежинку, самую прозрачную из тех, которых она тогда, в сочельник, касалась, когда впервые дотрагивалась до них без малышки Уин.
Джейс и Джулия вернулись после «Кентерфилдза» в свой номер в «Иден-Найтсбридж». И спрятались там в своем обособленном мире, где они обнимались, разговаривали и любили.
И в этом только им принадлежащем мире Джейс Коултон смеялся! У него был очень мягкий глубинный и негромкий смех. Совершенно новый. Никогда и никем ранее не слышанный. Он походил на выражение желания. Словно внутри его полыхал лавандовый звездный свет.
Кроме смеха в их уединенный мир однажды вторгся еще один звук. Это был звонок телефона, который принес весть о войне.
Бригада Джейса, как и планировалось, собиралась на Балканы. Точное место назначения изменилось — им предстояло отправиться туда, где до Рождества было относительно безопасно в этом неспокойном районе.
Да, на Балканах постоянно тлела многовековая вражда. Но в последние десятилетия она поутихла, и дети, чьи предки убивали друг друга, давно стали друзьями. И среди них даже заключались смешанные браки.
Иллюзия прочного мира разрушилась вместе с резней накануне Рождества. Массовое убийство совершалось с применением современного оружия и финансировалось и поощрялось внешними источниками.
Организации многих стран откликнулись на настоятельные мольбы и призывы выживших граждан и прислали нейтральных наблюдателей с целью проанализировать, оценить ситуацию и выработать рекомендации. Потребуется какое-то время, чтобы определить, на чью сторону встать.
Политики пребывали в сомнениях. Но не было сомнений, что жертвы конфликта отчаянно нуждались в медицинской помощи. Организация, к которой Джейс примкнул добровольно, собиралась послать бригаду, как только это станет возможно по соображениям безопасности, и это может произойти скорее всего двадцать девятого декабря — на три дня раньше, чем планировалось.