Светлейший. Отпуск не по плану
Шрифт:
Брови светлейшей княгини поползли вверх. Видимо, от несусветной наглости журналистки.
— Это возле острова Коневец, — сказала матушка. — И теперь это закрытая территория. Даже монастырь больше не действует. Кто вас туда пустил? Как вы добыли разрешение?
— Никто и не пускал… Мы просто наняли лодку и отправились туда сами… Нашли проводника из местных…
Княгиня стиснула кулаки. Ей и так было больно возвращаться в те воспоминания. А сейчас она выслушивала о том, как группа дурных студентов решила превратить семейную трагедию в туристический
Я многозначительно взглянул на Оксану, давая ей понять, чтобы выбирала выражения.
— Прошу прощения, ваша светлость, — тут же поспешила сгладить углы журналистка. — Это была учебная экспедиция. Я должна была написать развернутый очерк, и мне следовало увидеть все своими глазами. Я даже взяла с собой фотоаппарат… Мы не сделали ничего, что бы осквернило память государя и его семьи…
— Продолжайте, — сухо велела княгиня.
— Мы добрались до Владимировки, — журналистка ткнула карандашом в точку на карте, где находилась деревня, которую отделял пролив от острова. — Там нашли рыбака, согласившегося отвезти нас на место трагедии.
— Но это же просто точка посреди озера, — покачала головой матушка. — Там глубина восемьдесят или сто метров, дно сложное. Вы бы ничего не смогли рассмотреть. Ладожское озеро очень глубокое.
— Да, но я хотела заснять само место. Хотела понять… Хотела понять, что последним видели те несчастные люди…
Оксана достала пачку фотографий. Занятно, что она снимала на пленочный фотоаппарат, и теперь эти распечатанные кадры выглядели действительно словно из другой эпохи, хотя были сделаны в прошлом году. Блеклые цвета лишь усугубляли эффект от сероватых красок северной природы.
Матушка осторожно взяла в руки один из снимков. Это был типичный ладожский пейзаж: толща темной сине-серой воды под бледным небом со свинцовыми облаками. И краешек чернеющего леса со стороны острова.
— Хотите знать, что мы тогда видели и чувствовали? — княгиня уставилась на журналистку, и та поежилась под ее тяжелым взглядом. — Отчаяние. Непонимание. Страх и беспомощность. Паника. Судно взорвалось и тонуло. Тем, кто погиб сразу, повезло. Остальные — раненные, обожженные, покалеченные — отчаянно цеплялись за жизнь в ледяной воде. Ведь это был май… Спасательных шлюпок не хватило, многие повредило взрывом. И даже магия не смогла помочь спасти всех. Даже магия уровня «Алмаз».
Оксана опустила глаза.
— Простите, ваша светлость. Простите, что заставляю вас это вспоминать.
Я очень хорошо помнил тот день. Помнил смертоносный холод воды и безжалостный ветер. Помнил это серое небо, плававшие в воде обломки и людей. Помнил множество катеров, что пытались забирать людей, но было поздно. Помнил поисковую операцию, за которой следил весь мир.
Потому что именно в этот день, именно в момент этой трагедии начался мой отпуск в этом мире.
Орден все рассчитал. Контракт на временное пребывание в ином мире имел ряд жестких условий. Первое и главное — не замещать своей душой чужую душу в здоровом теле, поскольку это противоречило вселенскому закону баланса. Я имел право «поселиться» только в теле уже обреченного человека, когда из него уходила родная душа.
И таким стал маленький, еще даже не отметивший трехлетие, княжич Алексей Иоаннович Николаев. Несчастное дитя, чье сердце не выдержало взрыва и ладожского холода. И именно в тот момент, когда его тело перестало сопротивляться и сдалось, появился я — чтобы провести здесь семьдесят пять отведенных Контрактом лет.
— Так что же вы накопали на острове? — помолчав, спросила княгиня. — Ведь вы решили туда отправиться, не сомневаюсь. Именно там теперь хранятся обломки корабля.
Журналистка кивнула.
— Мы смогли пробраться на остров. Рыбак, который нас сопровождал, живет во Владимировке всю жизнь. До трагедии он подрабатывал тем, что возил паломников в Коневский монастырь на острове. А потом — только рыба. Но главное — рыбак знает там каждый камень и рассказал нам кое-что интересное.
Оксана принялась перебирать листы бумаги и нашла нужный.
— Вот, я записала его рассказ на диктофон, а потом расшифровала…
Мы с матушкой принялись читать.
— Так, стоп, погоди. Трагедия случилась десятого мая, верно? — Я поднял глаза на матушку.
— Да…
— А тут рыбак говорит, что кто-то приезжал восьмого. На точку, где потом случилась трагедия…
Матушка перечитала кусок расшифровки.
— Это могла быть имперская служба безопасности. В порядке вещей детально разведывать маршруты. Точка крушения была как раз в положенном месте. Ведь мы уже возвращались с Валаама и хотели зайти на Коневец. Это был короткий императорский тур по Ладоге…
— Читайте дальше, ваша светлость, — Оксана показала карандашом нужный абзац. — Вот, видите?
Я тоже внимательно всмотрелся в текст.
— Они что-то сбрасывали?
— Да, и это явно не были сотрудники императорской службы безопасности. Рыбак сказал, что два катера пришли со стороны Кексгольма. Остановились на той точке и сбросили несколько каких-то… То ли камней, то ли железок… Какой-то мусор. Это было ранним утром, и свидетель рыбачил в том секторе. Тогда и заметил. Удивился, но не придал значения. В воду нередко сбрасывают всякий хлам.
Матушка вернула лист журналистке.
— Простите, но я не понимаю…
— Ничего удивительного, ведь все очень запутанно. Но я поговорила с другими свидетелями, из соседней деревни.
— Их всех допрашивали, — отрезала княгиня. — Тогда трясли каждого. И ничего не нашли.
— Потому что не то искали. И не там! Вот, я записала рассказ одного из ребят. Ему тогда лет восемь было, но он все видел с берега. И рассказывал, что прямо перед взрывом над водой и кораблем воздух словно исказился. Он очень странно это описал. Вроде бы смотришь, все видно хорошо, но затем как будто формы начинают меняться. Потом резко потемнело… И раздался взрыв. Вы ничего такого не помните?