Светлое будущее
Шрифт:
Что в сути равно — «ничего».
А то, что жаждет сердце вечно,
Осталось дохлым и беспечным.
И время вспять не повернуть.
И не пройти нам снова путь.
Все, кто ушли — ушли навеки.
И не раскрыть им свои веки.
И их улыбку оживляют блики,
Играющие на немом овале,
Гранитном сером покрывале.
Жизнь, как девица, неприступна.
Крадем у жадной свои судьбы.
Мы глупо ждем «авось» и «тут бы»
Чужие силы, чужое горе.
А нам — лишь радость, счастья море.
Мы злим, красивую, грехами,
Но скоро лица занемеют,
И, как душа, глаза запреют.
И, может, кто-то и всплакнет.
Но ветер память заметет.
И нас забудут. Мы растаем.
Уже другой здесь грезит раем.
И вновь виток — и вновь надежды,
Резниченко Dexo О. А., 2013 г.
Август, 2005 г.
Год. Сегодня ровно год… как суд окончательно поставил точку в это долгом, жутком… в конечном счете, нудном (как бы ужасно это не звучало… но своей безысходностью, явностью… на чьей стороне «правда», да и вина — то именно так, нудном) деле относительно Рогожина Федора Романовича, 1986 г.р. Он же Рожа, двоюродный мой брат, друг, товарищ… душа моя.
Лет шесть мне было, когда Ее не стало. Мамы… Болезнь забрала. Увы, в живую Ее почти не помню: лицо — только с фото. Чего не скажешь про сам… чертов, «черный» день — вспышками, психопатический привет детскому сознанию общими образами… как блик на мокрой ладони, как явь вчера, идущая отныне по пятам за мной.
Отец? Отец же почти сразу после моего рождения от нас ушел. Оставив по себе на память лишь только фотографию, фамилию и долги (еще одна… фотография для моей жуткой коллекции). А после — и вовсе, как ходят слухи, благополучно скончался, отошел в мир иной, не поделив территорию али понятия с товарищами-собу… политологами-философами. Грустила, скучала ли я по…? По отцу — нет: то ли всеобщее мнение так меня подковало, убедило, то ли личная обида, но… факт есть факт, и я особо не заморачивалась. А вот по маме… Тут да: не простила я жизнь даже со временем… не смогла… за такую пощечину. Подставу. Предательство. Нельзя так, нельзя!.. Не в столь юном возрасте… Пусть даже… если и воспоминаний почти не осталось. Нельзя…
Но мир не без добрых людей, а потому… мой родной дядька по матери, Рогожин Роман Викторович, батя Федьки и Ритки, со своей женой забрали меня к себе — «третей недотепой» до кучи… Там я и нашла свое пристанище, веру, надежду… и мечту. Они и стали моей семьей. Познала вместе с ними и радости, и беды. Дружбу, родительскую, братскую любовь… и в то же время — горькое разочарование. Очередное… горькое разочарование.
Рожа… Если со своей близкой родней у него не сложились отношения, даже с матерью общего языка не смог найти, то со мной — напротив.
Будто чудо… будто какой-то Вселенский Разум разделил наше естество напополам и всучил в два разных флакона: в меня, Нику, Веронику Бирюкову, и в Рожу, Рогожина Федьку.
Понимать с полуслова? Угадывать желания? Более того — почти всегда желать одно и то же? Это про нас.
Мы — как сиамские близнецы, только что я на годок младше. Не беда! Мы даже в школу пошли одновременно, в один класс!
Никогда разница в возрасте не коробила Федьку, а уж тем более… меня. Я тянулась к нему, как дитя к матери. А он ко мне — как к самому верному и любимому другу.
Некит. Я не была Никой, девчонкой сцыкливой. Я была — НЕКИТОМ, дружбаном, братаном Рожи. И даже когда мы подросли и стали возиться с остальными ребятами во дворе (чаще всего такими же забияками, как и мы с Рожей) — то никто не смел ставить под сомнение, что я им всем ровня. А если кто из новеньких или «чужих» и залупался, то тут же получал в жбан. От меня. Лично. И хоть чесались у Федьки руки каждый раз «вставить свои пять копеек» в дело, везде и всегда я заступалась сама за себя, несмотря на то, что чувствовала за спиной дюжее прикрытие (четко знала: даже если солнце на землю упадет, Рожа меня непременно прикроет и спасет).
Кто побил местную шпану? Рожа с Некитом. Кто в школе разбил окно? Некит с Рожею. Кого сторож на территории соседнего завода поздно вечером чуть не подстрелил? Кто чуть не спалил раздевалку в школе? Кто нахамил учительнице и обидел ее сынка? Кого в сотый раз вызывают к директору? Ну, вы поняли…
Честно, поначалу… этот наш «школьный батя» даже обалдел, когда узнал, что перед ним… не два парня, а…
Долгая, муторная речь о «взяться за ум», «ты же будущая мать», «оба закончите на нарах или в подворотне…»
Ничего нового, в общем-то, он и не сказал: повторил лишь нудные нравоучения дядьки Романа… Да толку? Что с гуся вода… Батя Рожи, «наш» батя, давно уже бросил эту затею — ждет только, когда мы окончательно размозжимся, чтоб уже на собственных кровавых шишках дошло, что хорошо, а что — плохо. Хотя поначалу не раз рвался, пытался разогнать нашу «шайку», «тандем беспредельщиков». Как только ярким заревом небосвод окропился первыми нашими выходками… (а-ля подожгли покрышку и закинули под окна брюзге-соседу (вечно сетующему, что шумим, что надоедаем, что вишни его святые (невольно) ломаем, когда ягоды тырим; и который уже не раз нас уксусом поливал) или залили краской клумбу постоянно, бешено на нас орущей, веником гоняющей по подъезду, бабки с первого этажа) — так и начал составлять коварные планы «разлучить» взрывную смесь и привести каждого по отдельности в чувства, в нормальное, адекватное, разумом, а не «опой» контролирующееся, состояние, сознание. Конечно же, дядька не верил бабкам (что вечно под окнами кости всем, а не только нам, перемывали), что зачастую это я зачинщик всех этих «хождений по мукам». А потому влетало исключительно Роже — меня же лишь напутствовал словом, да так… что однажды, дабы спасти (!), несчастную, отправил к бабушке жить, в деревню. Хотя бы… «лето перекуковать, а там видно будет…» — невнятная речь, явно пахнущая ложью.