Светлый мир
Шрифт:
— Береника присмотрит.
— Береника всего лишь старая женщина. Она не вездесуща.
— Как и ты, Ашту. Ты не можешь разорваться и тянуть его с собой тоже.
Ашту кивнул, но по его лицу Анвар понял, что мыслям Всадника еще далеко до согласия с доводами разума.
— Пойдем, послушаем, что там старуха завела, — прервал неприятное молчание Анвар, поднимаясь.
В таборе смолкли гитары и смех. Кочевники, словно привлеченные светом мотыльки, слетелись к центру табора, где покачивалась в кресле Береника. Старуха говорила тихо, задумчиво глядя блестящими глазами в огонь. Застывшая в руке трубка давно перестала
В тишине ночной пустыни, под взглядом незнакомых Анвару созвездий, Береника словами показывала сказку. И притихший Всадник с удивлением поймал себя на мысли, что с затаенным дыханием следит за путешествием чужой ему девушки, что видит неизвестные дальние страны с их чудным народом, ездовыми птицами и непонятной речью. Анвар усмехнулся, отгоняя охватившее его оцепенение и с легким интересом огляделся. Кочевники, как и он до этого, сидели с круглыми глазами и разинутыми ртами, внимая тихому старческому голосу. Огонь давно угас, но под настолько яркой луной все равно была видна каждая деталь в застывшем таборе. Наоборот, отсутствие чуждого света помогало погрузиться в атмосферу рассказа. Анвар невольно усмехнулся, заметив под сухонькой рукой Береники прислонившегося к качалке Ашту. Глядя бездумным взглядом в песок, Несущий хаос подставил женщине голову и та, не задумываясь, ласково перебирала свободно лежащие косички. Осторожно гладила взрослого мужчину, словно потерявшегося ребенка по голове, и рассказывала.
Сам Анвар потерял ту таинственную связь с историей, что возникла с первыми звуками голоса старой кочевницы и, больше не прислушиваясь к словам, погрузился в свои мысли, с тоской и болью вспоминая оставшуюся дома семью.
***
Сауле тихонько сидела в темном углу дома. Кахир, пугавший днем своей отрешенностью, сейчас, свернувшись калачиком, спокойно сопел у нее на руках. Места в удобном углу хватило только ей, оттого остальные расположились у длинной противоположной стены, вслушиваясь в завораживающий голос старого Митрофана.
Сказка было странной, доброй, но пугающей, с двигающимся к счастливому концу повествованием, но насылающая неизвестную, тоскливую грусть.
В доходном доме госпожи Плеберс, доброй полной женщины с цепкой, деловой хваткой, сейчас было не продохнуть. Бегущие от ужасов войны и очнувшихся, обиженных богов люди были рады любому пристанищу. И добротный, двухэтажный дом как нельзя лучше подходил их желаниям. Удобных кроватей и даже деревянных лавок хватало далеко не всем, пол был устелен одеялами и лежащими на них людьми. Остальные, оставшиеся без места, дремали у стен или слушали сказки старика, такого же беженца, как и они сами.
К счастью, оставив весь страх в покинутой деревеньке, Митрофан предпочитал рассказывать добрые истории, но по ощущениям Сауле получалось не всегда. Осторожно поправив съехавшую голову сына, она тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сон пришел не сразу, но благородно не стал напоминать ей неприятное прошлое, показав по-доброму насмешливое лицо далекого сейчас мужа.
***
Свет подался вперед, вцепившись в тонкие перила побелевшими пальцами, и напряженно всматривался в сражающихся существ.
Блестящие золотом доспехи очередных его созданий слепили глаза. Огромные, двуручные мечи, летали в их руках легкими лентами, срезая конечности, словно коса траву. Ни пробить доспех, ни парировать страшный удар никто из противников не мог.
Десять против одного. Трое стоят у края, ожидая приказа создателя. А один. Лишь один уничтожает одного за другим обреченных. Демон подает руку эльфу, пытаясь убрать его от страшного удара. Эльф отталкивает от летящего меча темного человека, израсходовавшего свои силы на проклятье. Сговорившись и рогатый, и ушастый нападают на подвижную груду метала одновременно — только бы нанести ему хоть один удар. Только бы отсрочить неминуемую смерть.
Тограс невольно сглотнул отвернувшись.
Он не любил демонов, слишком высокомерные твари. Он ненавидел эльфов, светлые ублюдки. Но то, что происходило сейчас было неправильным. Темные и светлые, объединенные близкой смертью, вместе стояли против Первородного. Помогали друг другу надеясь… на что? Шанса у них не было, и именно это заставляло Тограса стиснуть зубы. Пугающее осознание, что выбора нет. У него, в том числе.
— Отлично.
Радостное шипение вернуло Тограса к происходящему, заставив обернуться. На плацу все было кончено. Десяток пленников лежал на земле кровавым ковром, а сражавшийся против них паладин сияющим идолом застыл в центре, обратив взор к своему господину.
— Наконец удача! — продолжал шипеть-шептать Свет, не сводя со своего создания безумного взгляда.
— Но, господин, они ведь так и не могут держаться на лошадях, — поборов страх и отвращение, произнес Тограс, угодливо склонив голову.
Свет резко обернулся, окинув Всадника задумчивым взглядом.
— Неважно, — после долгого раздумья хмыкнул он. — Они созданы не для того, чтобы на лошадях кататься. — Свет вернул взгляд застывшей фигуре. Выпрямился, улыбнувшись как-то задумчиво, и резко бросил: — Иди вниз.
— Прошу прощения? — едва совладав с голосом, прошелестел Тограс. Подленький страх стиснул сердце недобрым предчувствием.
— Иди на плац! — холодно произнес Свет, вперив в Несущего жесткий взгляд. — Я хочу посмотреть, что стоят мои создания против Всадника.
Тограс закаменел, не зная, что делать. Выхватить оружие и попытаться достать безумца? Или пойти вниз, а уже там постараться скрыться, прорываясь сквозь эльфов?
— Боишься? — внезапно расплылся в улыбке Свет, хищно сузив глаза. — Не стоит, ты мне еще пригодишься. Он не посмеет убить тебя.
Тограс долю мгновения помялся, не в силах довериться стоящему перед ним существу, но резко выдохнув, склонил голову, отступая к лестнице.
Стоять против паладина после того, что довелось увидеть, было неуютно. Серп кусаригами привычно оттягивал руку. Груз делал оборот за оборотом, словно отмеряя время. Паладин не шевелился, стоял статуей, ровно удерживая меч перед собой, острием к небу. Тограс плавно пошел по кругу, скользя в пыли плаца, словно по натертому полу зала приемов. Смысла в битве он не видел. Все, что удалось разглядеть во время представления, устроенного для Света, и так говорило об одном — уязвимых мест у этой бронированной туши нет. Но ослушаться приказа Тограс пока не смел. Удар тяжелого груза пришелся по шлему, впрочем, он не принес ничего, кроме гулкого звука, словно там, под ним, пусто.