Светоч любви
Шрифт:
Девочки из школы Клантона были обязаны провести так называемые Лондонские сезоны. Они посещали балы, и, без сомнения, все это было предназначено для поиска подходящей партии. Мне это не светило. Мама сказала, что, может быть, в конце концов отцовская семья осознает свой долг и поможет мне выйти на орбиту, но она заявила об этом без особой уверенности, и хотя ее взгляды были всегда оптимистическими, она понимала, что это было бы чудом.
— Ты будешь очень хорошо образованной девушкой, — отметила она. — Немногие школы могут сравниться с Клантоном,
Мне было около семнадцати во время этого разговора. Стало быть, у нас оставался год на раздумья.
— Мы обязаны очень многим мистеру Сильвестеру Мильнеру, — заметила я.
Мама согласилась, что день, когда она откликнулась на это объявление, был очень удачным днем в нашей жизни. И правда, пожалуй, ничто не смогло бы так сильно изменить течение нашей жизни, и уж поскольку мы должны были опираться на собственные силы после смерти отца, это был наилучший путь, который мы только могли выбрать.
Все было так, как будто мы жили в большой семье, где всегда происходит что-нибудь интересное.
Я как раз собиралась отмечать свои семнадцать лет, приехав домой на летние каникулы, и тут мне показалось, что должно произойти что-то, что приведет в восторг мою маму. Она сама встретила меня на станции, и мы поехали в крытой двуколке, которую тащил пони по кличке Рэн. Мама ловко справлялась с ним.
Я всегда трепетала, когда поезд подходил к маленькой станции под названием Роландсмер. Вокзальчик утопал в красивых цветах: герани, лобелиях, анютинах глазках и каких-то желтых, названия которых я не помнила. Клумбу, на которой цветами было выписано название станции, окаймляли лаванда и резеда, и их тонкий аромат витал в воздухе.
Я заметила, что мама сдерживает обуревающее ее возбуждение, но поняла, что вызвано такое настроение чем-то хорошим. Она обняла меня с обычной сердечностью, и мы сели в повозку. Когда она взялась за поводья, я поинтересовалась, как обстоят дела в усадьбе Роланд. Она сообщила мне, что миссис Коуч изготовила торт под названием «Приветствуем дома»в честь моего приезда и в последние дни только и говорила о моем скором возвращении, а мистер Каттервик даже снизошел до того, что выразил надежду, что погода будет мне благоприятствовать.
Эми и Джесс были в порядке, но Джесс, пожалуй, зашла слишком далеко в дружественном расположении к Джефферсу, и миссис Джефферс не одобряет все это. За Эми ухаживает холостой садовник, и похоже на то, что они составят неплохую пару. Это было бы неплохо, потому что в таком случае Эми останется в доме.
— А мистер Сильвестер Мильнер?
— Он дома.
И она замолчала. Видимо, ее возбужденное состояние каким-то образом было связано с ним.
— И у него все в порядке? — поинтересовалась я. Она не ответила ничего, и я закричала от неожиданного испуга:
— Мама, с ним все в порядке, не правда ли? Он не выгонит нас?
Прошло немало времени с того дня, как он поймал меня в сокровищнице, но, возможно, он любил держать людей в неопределенности долго-долго. Я думала о нем как о добром человеке, но тем не менее всегда чувствовала его таинственность… Возможно, он только хотел казаться добрым.
— Нет, — наконец, заговорила мама. — Как раз наоборот. Он беседовал со мной.
— О чем?
— О тебе.
— О том, почему я оказалась в запретной комнате?
— Он очень заинтересован в тебе. Он очень порядочный джентльмен, Джейн. Он спрашивал, как долго ты намерена оставаться в школе. Я объяснила, что юные леди из семьи твоего отца обычно пребывали у Клантона до восемнадцати лет, и выразила надежду, что и ты тоже останешься в школе до этого возраста. Но он продолжил разговор вопросом: «А потом?»
— Что ты ему ответила?
— Я сказала, что мы должны дождаться этого времени и уж потом решать. Он спросил, помогает ли семья отца тебе в какой-нибудь форме. Я объяснила, что они полностью игнорируют свой долг, а он сказал, что, по его мнению, тебе надо будет что-нибудь подыскать после окончания школы. Он сказал: «Образование вашей дочери позволяет ей учить других. Пожалуй, вам стоит подумать в этом направлении». Я вздрогнула.
— Не хочу думать об этом. Хочу, чтобы я всегда ходила в школу и приезжала на каникулы домой в усадьбу Роланд.
— Ты полюбила это место, Дженни?
— Да, я влюбилась в него в тот момент, как увидела его впервые. Здесь и лес, и таинственная сокровищница, и миссис Коуч, и все другие, и, конечно, мистер Сильвестер Мильнер.
— Он хочет поговорить с тобой, Джейн.
— Почему?
— Он не объяснял мне этого.
— Как… странно. Что бы это значило?
— Не знаю. Но я уверена, что твой отец знает, как беспокоит меня будущее. Я верю, что он предпримет что-нибудь для того, чтобы все было в порядке.
— Как ты думаешь, он простит мне мое прегрешение?
— Ты была так молода. Я думаю, что он уже простил тебя.
— Но он такой… странный.
— Да, — произнесла мама медленно. — Он действительно странный человек. Никому не дано знать, о чем он думает в действительности. Это может отличаться от того, что он говорит. Но я думаю, что он все же добрый человек.
— Когда я должна увидеться с ним?
— Он пригласил тебя на чай завтра.
— И он говорил, о чем будет разговор? Она покачала головой:
— Нет!
— Думаешь, он скажет мне, что не намерен держать в своем доме людей, всюду сующих свой нос?
— Нет, это невозможно, потому что прошло слишком много времени.
— А я не уверена. Может быть, он обожает держать людей в подвешенном состоянии. Это ведь своеобразная пытка.
— Нет, мы не были на крючке. После того Рождества не было и намека.
— А я не уверена. Мне часто казалось, что он наблюдает за мной.
— Дженни, у тебя опять разыгралось воображение.
— Вовсе нет. Я дважды замечала его в окне, когда гуляла в саду.