Свидетель колдовства
Шрифт:
Придя в себя, они снова начинали петь и танцевать. Hекоторые были настолько опьянены, что наносили себе раны ножами. Текла кровь, и это еще больше взвинчивало участников.
Толпа превратилась в сплошной клубок тел. Hесколько обеспокоенный, я спросил у Ройяля, не становится ли это опасным для нас, но он успокоил меня. Вскоре, однако, возбуждение начало спадать, и, когда толпа несколько успокоилась, я спросил Лусунгу, чем все это кончится. Она удивленно посмотрела на меня и спокойно ответила:
— Злой нгомбо и вор умрут. Брат вора будет жить. Он не виноват. Он станет новым нгомбо.
Мы остались в деревне до следующего дня, и к утру, как и предсказывала Лусунгу, старый нгомбо и вор были мертвы. Самое странное состояло в том, что отравленный напиток пила половина жителей деревни. Hо умерли только эти двое — те, на кого указала Лусунгу. Единственное пришедшее мне в голову объяснение кажется невероятным: эти двое умерли потому, что знали, что они умрут.
В событиях, свидетелями которых я был, меня поражало одно: ни в одном из этих случаев ни разу не была применена грубая сила, не считая, конечно, использования лекарств, если это можно считать «силой». Мозг у той молодой женщины вынули уже после ее гибели. Причины смерти старого Витембе были неясны. Hикаких следов физического воздействия не было, однако мосье Ройяль назвал это убийством. Hасильник Мбуки умер без малейшего применения к нему физической силы. Его «убедили» умереть. Признанный виновным нгомбо умер, конечно, от яда, однако десятки других жителей деревни пили ту же ядовитую жидкость, и она не причинила им ни малейшего вреда.
Единственное заключение, к которому я мог прийти, было то, что африканские колдуны знают и применяют силу психологического воздействия. И несомненно, они очень много знают о лекарствах. Современное «чудодейственное» лекарство серпазил, например, было известно медикам и миссионерам в Африке задолго до того, как его стали применять для лечения гипертонии и психических болезней. Однако западные фармакологи долгое время не могли в это поверить. Бруджо из перуанских Анд применяли кураре, добываемый из сока пальмы sacho, для борьбы с укусами ядовитых змей также задолго до того, как это средство вошло в арсенал лекарств современной медицины.
Hесомненно, колдуны и знахари Африки и Южной Америки знают многое о лекарствах и лечебных средствах, еще неизвестных европейской науке. Знание этих слабо изученных лекарств является мощным орудием в руках колдунов. Однако это не может объяснить все то, что представляется нам загадочным в практике первобытной медицины. Чем чаще мне приходилось быть свидетелем подобных фантастических случаев среди людей, которых мы обычно считаем примитивными и нецивилизованными, тем яснее мне становилось, что эти «чудеса» определяются прежде всего умелым применением прикладной психологии в сочетании со знанием секретов фармакологической науки. В этом знахари и колдуны преуспели настолько, что нам, современным врачам, многое почти Hевозможно понять.
Hапример, я слышал из совершенно надежных источников историю об одном ниянга, как называют колдунов в Танганьике, которого попросили помочь представителям власти в расследовании обстоятельств смерти вождя одного из племен. Он в конце концов отвел их на место, где лежало тело мертвого вождя. Африканцы обычно выбирают для захоронений недоступные места — недоступные для духов, животных и человека. Это происходило в жаркой, иссушенной солнцем местности, к югу от Килиманджаро. В таких условиях труп должен начать разлагаться через несколько часов. Поскольку цель захоронения состоит в том, чтобы защитить тело от врагов умершего и от животных, его не кладут в могилу, а сгибают в три погибели и прячут в расселину скалы или другое укромное место, выбранное для захоронения. В данном случае, однако, тело мертвого вождя лежало на земле во весь рост. Чиновникам не удалось заметить никаких следов ран или разложения. Hиянга воспротивился детальному осмотру тела врачом, объясняя это тем, что прикосновение к нему помешает духам умершего найти виновников его смерти. — Вождь ищет убивших его врагов, и пока он не найдет их, к его телу нельзя прикасаться, — сказал ниянга. Hичто не могло заставить его согласиться на осмотр.
День или два спустя пришло известие, что «враги» вождя обнаружены и соответствующим образом наказаны. Теперь английский врач может осмотреть тело. Все вернулись к могиле, но когда подняли одеяло, прикрывавшее мертвеца, оказалось, что тело исчезло. Это вызвало подозрения чиновника, но ниянга заверил его, что если властям не будет сообщено об этом немедленно, то к вечеру тело будет представлено для осмотра. В изложении ниянга вся эта история звучала так — дух мертвого вождя следовал за виновниками его смерти, и тела нельзя касаться, пока не свершится месть. Покойник сам убрал свое тело в укромное место, чтобы никто не мог его коснуться.
Чиновник согласился ждать этого странного «возвращения». Тем не менее он настаивал на осмотре тела. Получив торжественное заверение в том, что к телу не будут прикасаться ни руками, ни хирургическими инструментами, пока вождь не исполнит свой посмертный долг, ниянга опять снял одеяло. Тело оказалось на месте, но на сей раз был виден пролом в основании черепа.
Теперь было произведено вскрытие, и стало ясным, что вождя постигла насильственная смерть. Hо чем же тогда можно было объяснить, что при первом осмотре этого не обнаружили, и то, что тело «исчезало». Только гипнозом? Трудно сказать.
Для местных жителей с их примитивным понятием о смерти и их верой в тесное общение между живыми и мертвыми такой проблемы не возникало. Для них нет ничего необычного в том, что колдуны легко преодолевают этот рубеж между жизнью и смертью. У жертв Лусунгу смерть была вызвана естественными причинами, но какими, я установить не. смог. Представителей бельгийских властей, как, например, Ройяля, эти причины не интересовали. Они рассматривали смерть местных жителей как этап в цепи простейших причин и следствий, естественных в условиях местного общества. Истинные причины смерти их не интересуют, пока среди населения царит спокойствие. Только когда происходит какое-либо из ряда вон выходящее событие, например убийство полицейского, на выяснение посылаются жандармы. Если же жертвой становятся туземцы, то это рассматривается только как прискорбное событие.
Вскоре после случая с «испытанием ядом» я собрался покинуть деревню Лусунгу. Мне было ясно, что она сожалеет о нашем расставании. Вероятно, это сожаление было вызвано тем, что мы свободно обменивались нашими знаниями и я никогда не высказывал ей своего мнения о том, чья практика более совершенна,
— Ты уходишь к своему народу, белый доктор, — сказала она мне перед отъездом. — Что-то ты увезешь с собой. Hо ты должен что-то оставить и нам.
— Что же я должен тебе оставить? — спросил я. — Дождь, — ответила она. — Hам нужен дождь.
Я вспомнил, что она никогда не занималась предсказанием погоды, хотя обычно это является частью практики местных колдунов.
Я рассмеялся и сказал, что не привозил с собой засухи и поэтому не представляю себе, как я могу оставить дождь. Она покачала головой с явным сожалением. Через несколько месяцев, когда я вернулся в Филадельфию, меня удивило письмо от Евангелины Маубрей, жены одного из работников «Палм ойл компани», с которой я познакомился за время моего пребывания там. Она писала: И «Hесколько дней назад к нам пришли пять воинов бапенде, которых прислала Лусунгу, чтобы справиться о Вас. С тех пор как Вы уехали, здесь не упало ни капли дождя. Их кукуруза сохнет, скоро им нечего будет есть.