Свинцовая совесть
Шрифт:
– Почему «враг»?
– Ну, вы же сказали, что врага издали надо чуять. А меня вы не учуяли, выходит, что я враг…
– А разве нет? Бросили меня на произвол судьбы, – без всякой обиды в голосе сказал Глеб.
– Я в отпуске была.
– Да слышал, – сухо сказал он.
– Вот, вернулась.
Наконец-то! Очень рад! Какое счастье!.. Что-то примерно в этом роде она и желала услышать. Но вместо сладких речей она снова получила горькую пилюлю.
– Да вижу.
– Хотела бы вас осмотреть, – в смятении сказала врач, неловко заламывая кисти рук перед собой.
– Илья
– И все-таки я настаиваю на осмотре.
Глеб кивнул и направился в корпус, поднялся на второй этаж, лег на койку поверх одеяла. Палата у него двухместная, но старого соседа недавно выписали, а нового пока не подселили.
Ольга Евгеньевна не заставила себя долго ждать. Пришла к нему строгая, официальная, с холодной вежливостью во взгляде. Обычно она ходила с непокрытой головой, даже на улице была без головного убора, а сейчас волосы убраны у нее под голубую шапочку. Она молча подсела к Глебу, он задрал майку, ее пальцы мягко коснулись живота. Что она там прощупывала, непонятно, но вид у нее была такой, будто врач не осматривала его, а глядела в душу. Словно хотела знать, что он думает о ней.
– Все хорошо, – размышляя о чем-то волнующем, отстраненно сказала Ольга Евгеньевна.
Обследование она закончила, но руку с живота не убрала. А он лежал в страхе вспугнуть ее неосторожным движением. Может, Глеб и обиделся на нее, но сейчас он готов был забыть все.
– Илья Борисович тоже говорит, что все хорошо. С головой, правда, не так удачно, но это не моя компетенция…
– А что с головой? Я же не дурак.
– Никто не говорит, что вы дурак.
– Вы не говорите, но думаете.
– Я так не думаю, – Ольга Евгеньевна убрала руку и с мягкой укоризной посмотрела на Дробова.
– Вы же решили, что я сошел с ума.
– Когда я решила?
– Когда я признался вам в любви.
– Вы признались мне в любви? – порозовела молодая женщина.
– А разве нет? Я же не мог сделать вам предложение без любви. А я сделал вам предложение…
– Вы ставили мне условие… – Краска окончательно залила ее лицо.
– Условие – дело десятое… У меня есть возможность остаться в Черноземске.
Глеб уже звонил одному товарищу, который мог помочь ему с переводом.
Генерал Поземкин был еще полковником, когда он с ним познакомился. Сам он тогда еще в капитанском чине служил. Было дело, летели они на вертолете с полковником, а машину сбили. Посадка была жесткой, пилоты погибли, но пассажиры выжили, только вот чехи толпой навалились, пришлось отстреливаться. И не было бы сейчас Поземкина, если бы Глеб со своими ребятами не смог бы отбиться. Кстати говоря, мужик он стоящий, стрелял плохо, но «духа» одного все-таки уложил, чем страшно до сих пор гордился. И Глебу без всякой фальши обрадовался, внимательно выслушал его, обещал помочь. Верней, он запросто мог решить эту проблему прямо сейчас, но ведь Глеб еще пока точно не знал, чего хотел. Да и военно-врачебная комиссия не дала своего заключения. Официальное решение его волновало мало, главное, самому решить, готов он к службе без всяких ограничений по здоровью или нет. Если да, то в свою часть он вернется обязательно.
– Надо будет, останусь. Только дело не в этом.
Глеб смело смотрел на Ольгу Евгеньевну, а она в смущении отводила глаза и пальцами теребила пуговку на своем халате.
– Мне так просто Черноземск не нужен. Мне Черноземск нужен с вами.
Он протянул к женщине руку, ладонью накрыл ее беспокойные пальцы. Ольга Евгеньевна даже не шелохнулась. Теперь она, казалось, боялась его вспугнуть.
– Если вы захотите быть со мной, то я останусь с вами. Такое вот условие. И не в нем дело, а в том, что я к вам чувствую. А у меня есть к вам чувство. Я даже объяснить его не могу, потому что оно такое огромное, словами не охватишь…
Ольга Евгеньевна вдруг вздрогнула, одернула руку, настороженно, сквозь нахмуренные брови глянула на него, резко поднялась и, приложив два пальца одной руки к векам, вышла из палаты.
Глеб с тоской посмотрел ей вслед. Как бы она снова на месяц-другой не исчезла…
Но появилась она в тот же день, вечером, после ужина. Глеб лежал на койке, перелистывал газету, когда молодая женщина скорым шагом вошла в палату. Халат нараспашку, сарафан на ней из нежной полупрозрачной ткани, совсем не короткий, со скромным декольте, но смотрелась она в нем очень сексуально.
– Я говорила с Вадимом Сергеевичем… – на одном выдохе выдала она, но запнулась и отвела в сторону взгляд.
Щеки у нее некрасные, но волновалась она сильно.
– Он сказал, что с ума вы не сошли.
– И что?
Глеб сел, чтобы не разговаривать с ней лежа. Ведь сейчас же не осмотр. И она села рядом с ним, положив ладони на коленки, и без того прикрытые сарафаном.
– И ведете вы себя не как сумасшедший… Вы ведете себя, как тот кобель, который заманивает…
Она не договорила, потому что Глеб вдруг обнял ее за плечи, повернулся к ней лицом и поцелуем накрыл ее губы. Она дернулась, ударила мягко сжатым кулачком по спине, но тут же затихла. А когда Глеб отстранился и она пришла в себя, то возмущенно спросила:
– Зачем вы это сделали?
– Чтобы легче было продолжать разговор. Такие разговоры издалека не ведутся, тут сближение нужно, – с улыбкой, но серьезно сказал Дробов.
– Какие разговоры?
– О любви. Полюбил я тебя, Ольга. И совсем я не кобель… Если хочешь знать, у меня после жены никого больше не было…
– Ты женат?
– Был… Я по горам в Первую чеченскую бегал, а она без меня горевала. Ну, нашелся один, утешил… Она честно все рассказала, я даже козла этого искать не стал. Просто развелись, и все…
– Не жалеешь?
– О чем? Это все еще в прошлом тысячелетии осталось. Вот, в новую эру вступили…
– Говорят, новое тысячелетие в две тысячи первом году наступает…
– По-твоему, Иисусу Христу один год был, когда он родился? Нет, он как все, с ноля родился. А впрочем, какая разница? Главное, что моя новая эра с тебя началась… Хотя не факт, что она продолжится.
– Почему?
Молодая женщина сделала движение, будто собралась прильнуть к нему, но сдержала порыв и лишь слегка коснулась его плечом. Зато Глеб стесняться не стал и обнял ее за талию. Возражений не последовало.