Свинцовый шторм

Корнуэлл Бернард

Голос Кассули приобрел металлический оттенок:

— А что это было за тело, которое тянулось за вашей яхтой, капитан? Прием.

— Мульдер. Я пытался спасти его, но не смог.

— Что случилось? Прием, — настаивал Кассули.

— Мульдер умер. Просто умер, — проговорил я. Подняв голову, я поискал «Керак», но тот уже затерялся в вихрях ветра. Они видели меня на экране радара и в любой момент могли вернуться. — Это был несчастный случай, — сказал я в микрофон.

— А Беннистер? Прием.

Я колебался. Я должен был дать волю

своему гневу и выложить Кассули все. Я должен был обвинить его в убийстве. Я должен был сказать ему, что его дочь никто не трогал. Я должен был объяснить, что его рафинированная принцесса выбрала себе в любовники этого зверя, бура, но почему-то посреди океана эта правда казалась неуместной. Было уже слишком много убийств, слишком много злобы, и пришло время положить всему этому конец.

Одна месть тянет за собой другую, а у меня был шанс оборвать эту зловещую цепочку.

— Вы меня слышите, «Сикоракс»? Прием.

— Беннистер погиб случайно, — соврал я и, лишь произнеся эти слова, подумал, что за моими аргументами стоит обычное стремление выжить. Ведь стоило мне только обвинить Кассули в убийстве, как он тут же развернул бы свой танкер и раздавил «Сикоракс», как спичечный коробок. — Все три смерти были случайностью, Кассули, все три.

Но мой неуклюжий намек повис в воздухе. Кассули молчал, и я слышал только шум ветра и моря и отголоски уходящего шторма. «Керак» исчез, и слабо потрескивало радио. Несколько минут я смотрел на север, но ничего не появилось из мрака. Кассули был удовлетворен и, наверное, считал, что отныне душа его дочери может скитаться там, где ей заблагорассудится. Вот и все.

Я заглушил мотор, спустил изорванный штормовой кливер, убрал рамы, Анжела помогла мне спуститься в каюту, и там я наконец сорвал с себя жесткий и мокрый разодранный костюм и занялся своими болячками. От холода и усталости меня била дрожь. Анжела нашла в себе силы сделать мне суп из бычьих хвостов, закутала меня в одеяла и крепко прижала к себе, словно хотела согреть меня теплом своего тела.

— Тони был уже мертв?

— Да.

— И это был несчастный случай? — уточнила она, и я понял, что Анжела слышала мой разговор по радио.

— Да, несчастный случай. — Я содрогнулся, вспомнив Беннистера с окровавленным горлом, но кровавый шлейф позади «Сикоракс» заслонил от меня ту картину. На секунду я закрыл глаза.

— Ник, пожалуйста, скажи мне правду... — Под ее тяжелым взглядом я смешался, но, черт побери, какую службу может сослужить сейчас эта самая правда? Допустим, я расскажу Анжеле все, но во что это выльется при ее-то импульсивной натуре? Нет уж, все кончено, и пусть она лучше остается в блаженном неведении. Я сделал попытку встать с койки, но Анжела не пустила меня.

— Ник!

— Мне нужно поставить курс на Сен-Джон, — сказал я.

— Ник, что случилось с Тони? — упрямо повторила она. По корпусу стучали волны, и яхту мотало из стороны в сторону.

— Они попали в аварию, — на ходу

сочинял я, — Мульдер сломал ногу, а Тони ударился головой. Я не думаю, что Фанни уж очень старался его спасти, но все-таки это был несчастный случай. Беннистер потерял сознание. Наверное, он умер от переохлаждения. Его доконал холод. Ведь там было страшно холодно. — И я невольно поежился.

— Это тебе рассказал Мульдер? — недоверчиво спросила Анжела.

— Я сам видел тело. — Я закрыл глаза. — Это был несчастный случай.

Господи, хоть бы она поверила мне! Так будет лучше. Если рассказать ей правду, разве она удержится, чтобы не использовать ее? Она может попытаться вызвать Кассули в суд и уж наверняка сделает так, чтобы все узнали, кто был любовником ее дочери, а как бы ни сложилась ее жизнь, Анжеле совершенно ни к чему наживать себе такого врага. Так думал я, пытаясь хотя бы перед самим собой оправдать свою ложь.

Анжела пересела на другую койку и провела рукой по своим грязным волосам.

— Я хочу в ванну! Боже мой, как я хочу в ванну!

Металлический щелчок приемника заставил нас обоих вздрогнуть.

— Яхта «Сикоракс», ответьте торговому судну «Керак». Прием. — Голос был незнакомый, с ярко выраженным американским акцентом.

Анжела взяла микрофон.

— "Керак"? Это «Сикоракс». Прием.

Казалось, невидимый собеседник ничуть не удивился тому, что микрофон взяла женщина.

— Мы считаем, что корпус «Уайлдтрека» представляет опасность для судов. Вы можете подтвердить, что там никого не осталось?

Анжела взглянула на меня. Я кивнул.

— Живых там нет, — сухо произнесла она.

— Спасибо, «Сикоракс». Конец связи.

От этого разговора мне стало не по себе. Я задвинул обратно крышку кубрика и вскарабкался на палубу, Анжела — за мной. Мы не проронили ни слова, но подумали об одном и том же: неужели этот огромный танкер вернется, чтобы раздавить нас как неудобных свидетелей гнева свихнувшегося толстосума? Мы ждали минуты две, и вот из молочной мглы на севере начал вырисовываться силуэт. «Керак» возвращался.

Он вернулся, чтобы поставить точки над "i". От его носа расходились гигантские волны — танкер шел на полной скорости. Я поискал глазами «Уайлдтрек», но не увидел его среди волн. А вот на танкере его видели хорошо, и всю свою массу направили на эту несчастную полузатопленную яхту.

«Керак» нанес свой решающий удар, и я не сомневался, что эта махина даже не почувствовала толчка. Она подцепила полузатопленный корпус, как скрепер подцепляет плавающее бревно, и на секунду «Уайлдтрек» повис на носовом утолщении «Керака». Потом передо мной в последний раз мелькнула голубая полоска — елочная игрушка против огромной стальной стены, — и раздавленный «Уайлдтрек» скрылся под воду — туда, где покоились останки Надежны Беннистер, туда, где нет ни штормов, ни света, а есть только вечное молчание. Лицо Анжелы не выражало ничего.