Свиньи во тьме
Шрифт:
Барашек посмотрел на меня, а я послал ему шутливый салют. Хозяйка принялась носиться по дому. Мне даже пришлось ретироваться, чтобы ей не мешать. Вьюнка ждала ванна, обильный обед и море нерастраченной материнской заботы.
Я уселся на крыльцо и стал писать донесение о ликвидации отряда Серого. Появился Пышехвост. Выглядел он измотанным. Котяра отощал и одежда на нем висела. Не произнося ни слова, Барсик пристроился рядом со мной на ступеньке.
– Ну, – сказал я, выводя на бумаге слова. – Хотелось бы услышать твое мнение.
– Насчет чего? – спросил
– Насчет всего. Как это укладывается в Пророчество?
Пышехвост пожал плечами, дернул хвостом.
– Почему это должно укладываться? – спросил он. – Война как война.
– Хочешь сказать, что ты этого ожидал?
– Да. С того момента, как Свин сообщил мне, что я остаюсь.
– Эх, Барсик. Иногда ты выглядишь полным дураком, иногда наоборот – мудрейшим из котов. Иногда ты болтаешь без умолку, а в другой раз слова из тебя не вытянешь неделями.
– И…
– Просто хочу знать, что у тебя на уме…
– Зачем?
– Я – твой командир, хочешь ты этого или нет. Я должен быть уверен, что завтра, наевшись досыта полевой жизни и постоянной войны, ты не сбежишь. Наплюешь на свои планы и возможность разбогатеть… М?
– Все по-прежнему, Вонючка.
– Об этом было в Пророчестве? О том, что ты будешь делать в составе Бригады? Засады, ночные рейды, диверсии, ликвидация… Одним словом, грязная работенка. Мы вдалеке от основных событий. Где-то гремят сражения, а мы ковыряемся в пыли, выискивая алмазы, которых, возможно, не существует.
Кот оскалился.
– А ты философ, Вонючка.
– Как любой солдат, который достаточно долго воюет.
Пышехвост чертил в пыли палочкой какие-то знаки. Издали до нас долетали звуки губной гармошки. Сейчас мне было приятно слышать наигрыши Чертополоха. Когда он исполнял красивые мелодии, а не просто выдувал хаотичные звуки из гармошки, это поднимало ребятам настроение.
– Ты ведь хочешь знать, что именно мне сказал Овощной Оракул, – произнес Барсик.
– Примерно.
– Любые прорицания не точны. Они обрисовывают общую ситуацию и указывают на возможное развитие событий. Деталей минимум, – сказал кот. – А если отвечать на твой вопрос, то… я ни слова не слышал о том, что мне предстояло занимать этим…
– И?
– Я не жалею. Я всегда говорил, что знаю, на что иду.
– По крайней мере, честно, – заметил я. Кот посмотрел на меня устало. – Мне нравится твоя работа и твое упорство. Мы обязаны своими успехами тебе – во многом! Я хочу, чтобы Черный это знал. В донесении я отражу свое мнение…
– Зачем?
– Пусть Свин решает, каким образом поощрить тебя…
– Странно слышать такое от кошкофоба, – хмыкнул Барсик. – Я для вас словно золушка, вечно никакой благодарности… А тут вдруг такое.
– Мне хочется верить, что я справедлив, – сказал я.
– Должен признать.
– Может, Свин все-таки выполнит твое желание… Только Свиноматерь это знает.
– Какое желание?
– Вступить в Бригаду.
– Хм… То есть, ты изменил свое мнение. Традиция уже ничего не значит?
– В истории Бригады были почетные солдаты. Давно, правда… Черный Свин умен, он найдет выход из положения. Позже я напишу представление на твое награждение…
У кота глаза полезли на лоб.
– Не знаю, насколько это будет кстати для твоего самолюбия, но я считаю, ты должен быть отмечен. Лично я так считаю.
Пышехвост долго обдумывал эту мысль.
– Ну представь, – сказал я. – Ты придешь к своей кошечке с грудью, увешанной медалями Свинской Бригады… Разве на ее папашу это не подействует?
– Хм… пожалуй… Он такой – подавай ему заслуги.
– А я о чем говорю?
– Не понимаю тебя, свин, – сказал Барсик. – То ты поносишь меня последними словами, то сулишь почести и награды.
– Я справедлив. Не ищи двойного дна. Коты хитры и себе на уме, но свиньи народ простой.
Подождав, пока высохнут чернила, я свернул лист бумаги в трубочку, обвязал шнурком и вошел в дом. Там я растопил сургуч и скрепил донесение печатью.
– Эй, Чух!
Нарочный появился почти сразу. Выскочил из соседнего дома, где играл в кости с Полтинником, и прискакал ко мне.
– Держи. Отправляйся в путь немедленно. Сообщишь, что мы выступили в Огурец сегодня ближе к вечеру.
Чух отдал честь и смылся, не очень довольный тем, что не получил такого отдыха, какого ожидал. Пышехвост все так же сидел и ковырял палочкой в пыли, выводя каракули. Я не стал спрашивать, почему он такой смурной. Несмотря на то, что он говорит, что ожидал всего этого, он переживает. То, чем мы занимаемся, может сломать решимость даже закаленного невзгодами и сражениями ветерана.
Все, что я хотел сказать коту, это то, что он держится молодцом и заслуживает награды. Только и всего. Есть опасность, что Барсик опять раздуется от осознания собственной значимости и будет петухом ходить, задирая нос.
Я вернулся в дом, мучимый жаждой, и выдул кувшин воды. На кухне стоял дым коромыслом. Что-то напевая, хозяйка возилась с барашком. Она посадила его в чан и намывала при помощи щетки на длинной ручке. Из большого комка мыльной пены выглядывали блестящие глазищи Вьюнка. Небось в приюте никто не будет так заботиться о малыше.
Я вернулся к своим бумагам и вещам. Надо было начинать подготовку к отъезду. Приказ пришел весьма кстати. Моим парням надо отдохнуть. Мы на пределе. Даже Пышехвост, всегда бравирующий своей неутомимостью, походит на половую тряпку.
Сам я за эти полтора месяца потерял одну шестую своего веса. Постоянно приходится проделывать новые дырки в ремне. Одежда висит, словно на огородном пугале.
Дайте нам недельку передышки – и мы готовы будем штурмовать ставку самого Мозгоеда.
Когда мы уезжали, бараны, собравшиеся на улице, плакали и просили нас остаться. Мы поделились с ними всем, чем могли. Оставили большую часть заготовленной провизии, того, что добыли в рейдах и что могло пригодиться местным по хозяйству. Вьюнок, которого овца не отпускала от себя ни на шаг, рыдала в три ручья. Сам барашек махал нам до тех пор, пока нас можно было увидеть на дороге.