Свинья
Шрифт:
Тетушка Глосспэн заявила, что «в жизни не пробовала ничего подобного». Теперь она выходила на крыльцо по утрам задолго до завтрака и усаживалась в свою качалку, раздумывая о предстоящем блюде, облизывая губы и вдыхая доносящийся из кухни аромат.
— Что ты готовишь сегодня, малыш? — звала она с крыльца.
— Попробуйте отгадать, тетя Глосспэн.
— Похоже на пирожки из корешков козлобородника, — говорила она, жадно принюхиваясь.
Затем появлялся он, десятилетний паренек, с победной улыбкой на лице и большой кастрюлей
— Вот что я тебе скажу, — поучала тетушка, глотая студень кусками. — Изволь сию же минуту взять бумагу и карандаш и приняться за «Кулинарную книгу».
Он поглядывал на нее, медленно жуя пастернак.
— Ей-богу! — настаивала она. — Я научила тебя писать и готовить, а теперь тебе нужно лишь объединить эти две науки. Ты напишешь «Кулинарную книгу», мой милый, и она прославит тебя по всему свету.
— Хорошо, — согласился он. — Я напишу.
И в тот же день Лексингтон принялся за первую страницу монументального труда, заполнившего всю его оставшуюся жизнь. Он назвал его «За хорошую и здоровую пищу».
6
Спустя шесть лет, к семнадцати годам, он записал свыше девяти тысяч рецептов, совершенно оригинальных и совершенно восхитительных. Но, к сожалению, труды его были прерваны трагической смертью тети Глосспэн. Ночью с ней случился ужасный приступ и вбежавший к ней в спальню Лексингтон увидел, как она с воплями и проклятиями мечется по постели, извиваясь как червяк. Да, зрелище было ужасным, и испуганный юноша в пижаме, ломая руки, бегал взад-вперед, не зная, что предпринять. Наконец, пытаясь ее успокоить, он принес из коровьего пруда ведро воды и выплеснул ей на голову, но это лишь ухудшило приступ и через час старая леди скончалась.
«Какое несчастье, — подумал бедняга, ущипнув ее несколько раз, чтобы убедиться, что она мертва. — И как внезапно! Как скоро и внезапно! Ведь еще пару часов назад она была в прекрасном настроении и даже съела три порции моей последней новинки — грибных котлет со специями, и похвалила их за сочность».
Горько проплакав несколько минут над горячо любимой тетей, он взял себя в руки, вынес ее из дома и похоронил позади коровника.
На следующий день, разбирая тетины пожитки, он наткнулся на конверт, надписанный ее почерком и адресованный ему. Он вскрыл его и извлек две пятидесятидолларовые купюры и письмо.
Любящая тебя тетя — Глосспэн.
Лексингтон, всегда повиновавшийся тете, сунул деньги в карман, надел ботинки и чистую рубашку и сошел в долину, в деревню, где жил доктор.
— Старушка Глосспэн? — осведомился доктор. — Боже мой, так она умерла?
— Конечно, умерла, — ответил юноша. — Если мы вернемся домой вместе, я выкопаю ее и вы убедитесь сами.
— Как глубоко ты ее зарыл?
— Пожалуй, футов на шесть—семь.
— А как давно?
— Около восьми часов.
— Ну тогда она умерла, — объявил доктор. — Вот свидетельство.
7
Итак, наш герой отправился в город Нью-Йорк на поиски мистера Цукермана. Лексингтон путешествовал пешком, спал под изгородями и питался ягодами и кореньями. Через шестнадцать дней он добрался до метрополии.
— Что за сказочное место! — вскричал он, стоя на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню и глазея по сторонам. — Никаких коров или куриц и ни одна из женщин не напоминает тетю Глосспэн!
Что касается Сэмюэла Цукермана, то его внешность показалась Лексингтону совершенно необычной.
Это был маленький человечек с синими щеками и лиловым носом. Когда он улыбался, у него во рту там и сям поблескивали кусочки золота. Он принял Лексингтона в своей роскошной конторе, тепло пожал ему руку и поздравил с кончиной тетушки.
— Полагаю, тебе известно, что твоя нежно любимая опекунша владела значительным состоянием? — спросил он.
— Вы говорите о коровах и курицах?
— Я говорю о пятистах тысячах долларов, — пояснил Цукерман.
— Сколько?
— Полмиллиона, мой мальчик. И она оставила их тебе.
Цукерман откинулся в кресле и сомкнул ладони на круглом животе. Одновременно он незаметно просунул указательный палец за жилет и под рубашку, чтобы поскрести кожу вокруг пупка, что было его любимым занятием, доставлявшим исключительное удовольствие.
— Конечно, мне придется вычесть пятьдесят процентов за услуги, — сказал он, — но у тебя останется целых двести пятьдесят тысяч.
— Я богат! — вскричал Лексингтон. — Это прекрасно! Скоро ли я получу деньги?
— К счастью, у меня самые дружеские отношения с местными налоговыми властями и я сумею уговорить их обойти формальности и сократить побочные выплаты.
— Как вы добры… — пробормотал Лексингтон.
— Естественно, мне придется дать кое-кому небольшой гонорар.
— Как скажете, мистер Цукерман.
— Думаю, ста тысяч будет достаточно.
— Господи, это не слишком много?
— Никогда не экономь на налоговых инспекторах и полицейских. Запомни это.
— Но что останется мне? — слабо проговорил юноша.
— Сто пятьдесят тысяч. Но из них следует вычесть похоронные издержки.
— Похоронные издержки?
— То есть, оплатить похоронное бюро. Разве не понятно?
— Но я похоронил ее сам, мистер Цукерман, — за коровником.
— Не сомневаюсь, — согласился поверенный. — И что же?
— Я не привык к похоронным бюро.
— Вот что, — терпеливо повторил Цукерман, — может, ты и не знаком с ними, но в этом штате есть закон, согласно которому никто не может наследовать ни единого пенни, пока не заплатит полностью похоронному бюро.