Свита Мертвого бога
Шрифт:
– Потому что я не позволю, – глаза Тай на миг полыхнули зеленью – наверное, в них отразился колеблющийся свет свечи. – Существуют вещи, противные человеческой природе. Если и есть на свете что-то, заслуживающее названия «грех», то две души в одном теле – как раз из этой области. До недавнего времени ты любила Берри только ночью и была счастлива. Что тебе мешает делать это и впредь?
– А быть пленником Замка, значит, не противно человеческой природе и не грешно? – Нисада вскочила со стула. – Как долго он продержится там, не перерождаясь в демона? Ты же сама знаешь, ЧТО бывает с теми, кого Элори заполучил в полное распоряжение!
– Он Ювелир, – возразила
– При жизни, – упорствовала Нисада. – А что бывает после смерти, нам неизвестно. Откуда ты знаешь, что ни у кого из обслуги Элори не горели когда-то глаза? Не можешь ты этого знать!
– В любом случае тело с двумя душами можно допустить временно и по необходимости, но не навсегда, – Тай тоже не желала уступать. – А если совсем избавиться от Тано – это будет нечто, весьма близкое к понятию «убийство». Ты хочешь, чтобы твой возлюбленный запятнял себя убийством ребенка?!
– Я хочу, чтобы он был со мной! – от крика Нисады зазвенело стекло в окошке. – Я хочу, чтобы он просто – БЫЛ!!! Так же, как ты сама хочешь, чтобы был Тиндалл!
– И ведь мне с самого начала не нравилась затея с умыканием мальчика! – Тай, мрачнее тучи, тоже поднялась со стула. – Так и знала, что из нее не выйдет ровным счетом ничего хорошего. Вот что, Берри, это твоя проблема – ты и объясняй Нис, на каком свете все мы находимся. А у меня уже вот где эта ругань через переводчика! Пойдем, Джарвис, поужинаем в общем зале, – она резко прошла через комнату и вышла, хлопнув дверью.
Джарвис окинул вайлэзских любовников укоризненным взглядом и последовал за Тай. Он не мог не сочувствовать им – и в то же время прекрасно понимал, что сейчас Нисада применила в споре запрещенный прием.
За все это время Берри не проронил ни звука. Он сидел у стола, подперев голову рукой, и по его лицу невозможно было прочесть ничего, кроме тоски, вызванной необходимостью выбирать меньшее из двух зол.
Нисада подошла к любимому и опустилась перед ним на колени, обняв его ноги.
– Берри, – тихонько сказала она. – Тай все говорит правильно, но теперь выслушай меня, Берри, счастье мое…
Он перевел на нее глаза – лишь глаза, голова осталась в прежнем положении.
– Берри, ты помнишь, на каких условиях женщина в нашей стране становится правящей княгиней? Я не могу остаться безбрачницей, как королевские сестры – я обязана выйти замуж и родить наследника. И если в ближайшие два года я не изберу супруга своей волей, за меня это сделает королева. Или король, неважно, – она скрипнула зубами. – Какое-то постороннее рыло, которое будет вмешиваться в дела Лорша – и ради чего тогда была вся наша борьба? И с этим рылом мне придется спать в одной постели, и терпеть его ласки – без любви, и рожать ему детей, в то время как ему будет омерзителен уже один вид моих несчастных ног! Берри, неужели тебе не противна сама мысль о том, чтобы делить меня с другим человеком? Неужели ты так легко отдашь меня?
Берри ничего не ответил, но Нисада почувствовала, как он вздрогнул всем телом.
– А ведь все это может быть твоим! Только решись! Решись – и мы назовем именем Тано нашего первенца! Этот мальчик возродится в нем и проживет нормальную жизнь, которой лишила его солеттская сволочь!
– С чего это ты взяла? – наконец разомкнул губы Берри, слегка удивленный ее доводами.
– Потому что я так хочу! – с жаром произнесла Нис. – Ты же знаешь, как я умею хотеть – так, что рано или поздно все сбывается! Даже невозможное!
«Сбылось же, что ты избавлен от старого некрасивого тела!» – хотела добавить она, но вовремя прикусила язычок.
– Будь ты жив, я бросилась бы королеве в ноги и добилась помилования для тебя, или мы с тобой еще что-нибудь придумали бы, – продолжала она. – Но теперь поздно – твоего прежнего тела больше нет. Ты можешь обладать мной, только окончательно став Танберном Истье, так не отказывайся же от этого! Или я решу, что ты не так уж и любишь меня, – Нисада уткнулась лицом в колени Берри и беззвучно заплакала. Даже в детстве она делала это крайне редко и никогда в жизни не унизилась бы до того, чтобы громко рыдать и причитать, как Калларда – но сейчас слезы сами так и хлынули из ее глаз.
Берри знал, что слезы этой девушки стоят дороже алмазов – она была «сейя», а не какая-то там «мимоза» или «гиацинт». И он не мог спокойно вынести упрек в том, что недостаточно любит ее.
– Ладно, Нис, только не реви, – он осторожно накрыл ладонью ее макушку. – Ночью, когда все уснут, я попытаюсь. Мне самому совершенно не хочется навеки застревать в Замке, но без тебя я, наверное, так и не решился бы… не посмел…
Он даже не понял, что произошло. За последний месяц он привык пребывать в полудреме, глядя на что-то лишь тогда, когда ему специально на это указывали – без особого желания, как любое действие, совершаемое по прихоти взрослых. И вдруг – резкий рывок, его словно подхватили на руки, пронесли три шага или тысячу, а затем выронили куда-то во тьму, обволакивающую, подобно теплой воде. Когда он пришел в себя, вокруг стояла абсолютная, непроницаемая темнота и тишина. Он пошарил вокруг рукой, которую тоже не мог разглядеть, но не нащупал даже опоры под ногами. Он просто висел в этой теплой неподвижной тьме, как… как… он не нашел, с чем можно сравнить это состояние. Тогда он свернулся в клубочек, как звереныш, и заплакал.
А ведь как все замечательно начиналось! Большой корабль с парусами, моряки, которые позволяют лазить по мачтам, волны, ветер! И манящие, разноцветные, шумные берега, где живут люди с темной кожей и волосами, смешно заплетенными во много косичек, цветы, пение птиц, запахи… И сладости, купленные на рынке, и деревянная свистулька в виде непонятной зверушки с умными глазами, и тетя Тай, которая с виду строгая, а на самом деле очень добрая. Тот, другой, и тогда время от времени завладевал его телом, но ненадолго, и все равно в это время можно было смотреть и слушать. А как они с другим командовали боем, когда беловолосый Джарвис своей магией сжег вражью галеру! Поначалу он побаивался этого Джарвиса – мама еще там, дома, говорила, что он не совсем человек, – но потом привык и к нему.
А потом они приплыли в какую-то другую страну, где у людей злые глаза, и другой стал отпускать его на свободу только по ночам – а ночью так хотелось спать! Теперь другой все время или был занят какими-то скучными взрослыми делами, или обнимался с красивой тетей. И эта тетя совсем не хотела, чтобы другой уходил и отпускал его на волю… Он не знал, что тогда случится, но испугался, что красивая тетя может наказать его, если поймет, что имеет дело не с другим– и потому старался высовываться как можно меньше. Постепенно все чувства его сковала зыбкая дремота, какая бывает на грани пробуждения…