Свита Мертвого бога
Шрифт:
Джарвис попытался собраться с мыслями. Итак, Лувес – человек архиепископа. При этом глава отряда все-таки Катем, но глава чисто номинальный – в таких делах решающую роль играют не должность и сила, а доступ к закрытым сведениям. И несомненно, его больше у Лувеса, раз тот в двадцать с небольшим уже дознаватель, а Катем в тридцать пять – еще нет.
Теперь не оставалось сомнений, что если кто-то и способен прояснить их дальнейшую участь, то это бывший любовник Ломенны. Сие делало угрозу костра довольно-таки призрачной – и одновременно окончательно запутывало…
– Что ж, пиши, – вздохнул Джарвис. – Ты слово
Утром Лувес, едва глянув на руки принца, помрачнел и без всяких просьб предоставил ему такую же передышку, как вчера Тай. Даже Катем не протестовал: распухшие и посиневшие, пальцы слушались Джарвиса настолько плохо, что было очевидно – боец из него сейчас никакой.
В первой же деревне, куда отряд прибыл через час после начала пути, Катем приказал остановиться около кузни, и веревки на запястьях Тай и Джарвиса сменились ручными кандалами, а рубцы от пут были смазаны маслом и перевязаны. Из последнего факта Джарвис сделал вывод, что связанные руки – не специальная пытка, призванная сломить пленников, а скорее упущение команды, явно прежде не переправлявшей добычу на столь большое расстояние.
Итак, их берегли – в особенности Лувес, тщетно пытающийся скрыть свое отношение за гневными пассажами в адрес Тай, якобы загубившей его молодость. Из разговора клириков с кузнецом Джарвис уловил: запрет доводить пленников до невыносимого состояния обусловлен тем, что, приведенные в отчаяние, те могут ударить магией, презрев боль от освященных контуров. Однако в таком случае столь корректное отношение к пойманным колдунам должно бы являться нормой в Лаумаре – для Катема же оно явно в новинку. Снова что-то не то…
Вопросы, вопросы – и ни единого ответа. Джарвис был уверен лишь в одном (и постарался передать свою уверенность Тай): впереди их ждет отнюдь не костер. Но тогда ЗАЧЕМ он и его спутница могли понадобиться мятежному архиепископу?!!
МЕЖДУГЛАВЬЕ (окончание)
…спустя всего три дня после истории с Шиповником Тай стояла в толпе около возвышения, на котором жонглировали факелами две девушки в обтягивающей чешуе и масках ящериц. Зрелище было красивым по любым меркам, и Тай без стеснения любовалась каждым движением великолепных тел.
И вдруг (о это вечное Замковое «вдруг»!) ноздрей ее коснулся едва уловимый тонкий аромат. Опытное чутье алхимика тут же разложило запах на составляющие: смола лакового куста, вербейник, горькая вишня… и древесный мох! Мгновенно забыв про представление, Тай повернулась к толпе в поисках источника аромата.
Долго искать не пришлось. Слабый запах исходил от волос мужчины с длинным волнистым ножом на поясе, одной рукой небрежно обнимавшего странное существо с телом женщины и головой волчицы, одетое лишь в нагрудник из бурой замши и такую же короткую юбку.
Тай отказывалась верить своим глазам – однако не верить носу не могла. Ее тренированное обоняние не могло подвести даже в Замке! Но… это тело цвета темной бронзы, сильное, по-своему красивое, но лишенное какой бы то ни было утонченности, тело воина, не танцора… Черная атласная рубаха с глубоким вырезом заправлена в штаны из темно-красной блестящей кожи, на носках черных сапог поблескивают стальные накладки, запястья усилены тяжелыми боевыми браслетами. Волосы, заплетенные в косички, перехвачены пурпурным шелковым шарфом, а лицо, от лба до скул, скрыто зловещей черной маской из рельефной кожи. В налобье маски недобро горит кровавый камень, провалы же глазниц непроницаемо черны, словно в них действительно лежит та пустота, о которой говорил Шиповник…
Но тут Тай очень вовремя вспомнила слово «испытание», услышанное из уст Тиндалла, и ее покинули последние остатки нерешительности. Протиснувшись сквозь толпу, она положила руку на локоть разбойника в черной маске, и когда тот обернулся, сказала с чуть нахальной улыбкой:
– Здравствуй, Тиндалл. Как видишь, я опять тебя вычислила.
– Мое имя Айро эм Итанки, – голос его прозвучал с холодной резкостью, снова на миг заставив Тай усомниться в собственных догадках. – И я не нуждаюсь в услугах какой-то меналийки – хотя бы потому, что обычно мне оказывает их вот эта тварь.
– Если я не интересна вам как женщина, то могу пригодиться как алхимик, – Тай улыбнулась, уже откровенно издеваясь. – Мало кто из гостей Замка пользуется ароматами, так что он до сих пор составляет их по трем-четырем шаблонам. А я могла бы, допустим, сделать вам композицию… без древесного мха. Если правда, что все анатао – большие ценители хороших благовоний…
Он обернулся к ней всем корпусом.
– Слушай, девочка, если ты будешь мешать мне смотреть представление, то рискуешь познакомиться с зубами моей Вэйстел! Так что отойди-ка, пока не случилось ничего дурного, – и в тот момент, когда он произнес эту отповедь, прорези его маски полыхнули хорошо знакомым Тай лимонным светом!!!
Снова угадала! Тай стало так хорошо и весело, что она была готова кинуться на шею Айро-Тиндаллу или запрыгать по залу на одной ножке. С огромным трудом сдержав веселье, она присела перед хозяином Вэйстел в таканском реверансе:
– Что ж, не стану настаивать. Буду нужна – сами найдете, – и растворилась в толпе, тихо смеясь про себя в предвкушении продолжения.
Продолжение наступило пару часов спустя, когда очередной ценитель ее прелестей сделал попытку увести девушку из зала. Но не успели они пройти и нескольких шагов по коридору, как на плечо Тай легла тяжелая рука. Она обернулась и ничуть не удивилась, увидев перед собой Айро.
– Вот где ты, паршивка! Стоило мне отвлечься на важный разговор, как ты делаешь попытку удрать с другим!
– Простите, хозяин, я имела глупость решить, что больше не нужна вам… – Тай потупила глаза, подыгрывая Тиндаллу.
Неизвестно, что подумал спутник Тай, услышав из ее уст обращение «хозяин» – может быть, что имеет дело с самим Элори? Во всяком случае, исчез он буквально за какую-то секунду: был – и нет. Айро, крепко ухватив Тай выше локтя, повел ее по коридору, и лишь отойдя на приличное расстояние от бального зала, с явным удовольствием снял маску. Открывшееся лицо с грубоватыми рублеными чертами не имело ничего общего ни с аристократической красотой молодого таканца, ни с чувственной мягкостью Дэйра, ни тем более с утонченностью Шиповника – но на нем ярко и радостно пылали глаза цвета кожуры лимона.