Свита мертвой королевы
Шрифт:
Да, я могла поддержать разговор о бое быков. Кроме того, могла, если понадобится, и немало порассказать о воинской службе при личном отряде какого-нибудь знатного господина или несколько смешных случаев, произошедших во время псовой охоты. Всему этому я набралась, слушая разговоры друзей моего графа и их слуг.
Но теперь я стояла посреди этой двухэтажной клоаки и понимала, что для того, чтобы произвести впечатление здесь, мне нужно вновь вспомнить то время, когда я была девушкой и жила в доме отца.
Надо сказать, несмотря на то, что моя семья почти всегда жила беднее некуда и мы могли неделю есть вареные бобы с черствыми лепешками и запивать все это чаем из трав, собранных за городом, дом наш сиял так, что любо-дорого. Каждая половица имела свой оттенок и была натерта до блеска, перила и ступени – все сверкало чистотой и ухоженностью. Да, у каждой из сестер имелось всего по два платья: одно для церкви или редких походов в гости и другое на каждый день. Но они содержались в идеальном состоянии. Так что младшие, получая вещи от старших, могли рассчитывать если не на идеально новую, то, во всяком случае, на чистую и заштопанную одежду.
Недолго думая я растолкала спавшего мальчишку. С его слов я поняла, что кроме него в доме живет еще старый глухонемой слуга, который сейчас ушел на базар за продуктами.
Велев мальчишке принести воды, я сорвала с окна давно прожженную солнцем и развалившуюся у меня в руках занавеску, распахнула ставни, впуская в дом свет и воздух. Потом я открыла входную дверь, приперев ее каким-то камнем, чтобы немного проветрить помещение. Занавеска пошла на половую тряпку. Те, что валялись возле помойного ведра, пришлось выбросить, так как они оказались вонючими и истлевшими.
Поставив воду греться, я приказала мальчишке вынести помои. Сама, перетащив бесполезные в гостиной тазы в кухню и вооружившись большим плоским ножом, принялась отскабливать стол. С первого же взгляда я поняла, что это – единственно стоящая вещь в комнате, кроме того, за ним должны были собираться гости хозяина и, наверное, мы сами. Я отскабливала затвердевший жир на нем, радуясь, что стол прямо на глазах становится все светлее и светлее, точно его душа просыпалась от сна.
Разобравшись со столом, я вычистила длинную лавку, велев мальчишке пока мыть пол. Увлекшись, мы оба не заметили, что за нами наблюдает длинноволосый старик в клетчатом, почти женском платке на плечах и с корзиной, из которой торчат пучки зеленого лука и моркови.
Оглядев наши старания, мрачный старик пробурчал что-то под нос и, устроившись в кресле у камина, молча уставился на огонь.
– Это Карнелиус – старый слуга нашего господина, – шепотом сообщил мне мальчик, парнишка шмыгнул носом. – Меня зовут Андрес, ваша милость. Простите, что дом в таком состоянии, но что я мог поделать?
– Меня зовут Ферранте Сорья и не какой я не «ваша милость», а служу так же, как и ты. – Я протерла тряпкой скамью, на которой для удобства сидела верхом, и посмотрела на парня. – Как давно ты служишь у дона Санчуса?
– Третий месяц, – проскулил Андрес, должно быть, понимая, что за столько времени мог бы и сам навести порядок в доме. – Вообще-то я временно здесь, мой старший брат служит помощником кока на «Санта-Лючии» и обещал на следующий год упросить капитана взять меня юнгой.
– Если бы ты одевался в такие же грязные тряпки на корабле, – я отерла пот со лба, – боцман незатейливо приказал бы привязать тебя к канату и тащить за судном несколько миль, чтобы ты простирнулся как следует. А если бы ты развел такой же бедлам на камбузе, тебя бы просто бросили в воду, оставив тонуть без причастия.
Андрес нахмурился. Какое-то время мы молча делали свое дело.
– Не просто выбросил бы за борт, а, пожалуй, еще и приказал бы своим людям обстрелять меня из арбалетов или луков, – наконец вынес более жестокий приговор своей лени Андрес.
– Стали бы они стрелы на тебя тратить, – я улыбнулась, слезая со скамьи и разглядывая дело своих рук.
– Но в армии точно расстреляли бы… – Андрес выжал в ведро тряпку, глядя на меня с непониманием.
– В армии стрелы расходовать можно, их потом легко собрать, чего не скажешь о море. К тому же чего ради стрелять, когда человек все едино не сможет вечно бороться со стихией и пойдет ко дну. Так что… – я махнула рукой в сторону корзины с овощами, сама же я, потирая натруженную спину, поплелась в сторону сваленной в углу рухляди и начала разбирать что куда.
Андрес нехотя отправился на кухню готовить. Глухонемой слуга делал вид, что не замечает наших стараний, и я была благодарна ему за то, что он не ворчит, как часто делают старики.
Когда по дому распространились ароматы гороховой похлебки с бараньей ножкой, я как раз закончила разбирать старье. Что-то пошло на дрова для камина, что-то, что еще можно было исправить, я отложила до лучших времен.
Глава одиннадцатая. Работа дона Санчуса, или О покойниках в нарезке
В тот день господин Санчус так и не спустился к нам, и Андресу пришлось отнести ему еду наверх.
Постепенно я начала знакомиться с нравами и порядком в этом доме. Собственно, порядка в нем давно уже не водилось. Что же касается нравов, то это – особенное дело.
От того же Андреса я узнала, что настоящее имя нашего хозяина – Альфредо Санчус барон Уэльва и он являлся известным ученым, который несколько лет преподавал в университете в Коимбре, откуда был выдворен после ссоры с начальством. Кроме того, длительное время барон служил придворным врачом самого короля и, по слухам, даже принимал роды у королевы, да так удачно, что родившийся наследник престола ни разу в жизни ничем не болел. Правда, сама королева вскоре после рождения Педру сошла в могилу, но в этом, по уверению дона Санчуса, не было вины медицины. А была только божья воля.
Теперь же господин Санчус жил в своем старом доме, занимаясь опытами в лаборатории и время от времени помогая местным властям в раскрытии всевозможных загадочных происшествий. Поговаривали, что дон Санчус колдун и давно уже находится под подозрением церковного суда, но арестовать его никто не решается, потому как, несмотря ни на что, барону покровительствует двор и лично король Афонсу.
О том, что происходит в лаборатории дона Санчуса, Андрес не знал и знать не хотел. Я заметила, что больше всего на свете мальчик боялся своего добрейшего хозяина и ждал только того часа, когда можно будет перебраться к брату в Авейру.