Свитер с оленями

Разговор предстоял трудный, и Вика надела старый свитер с оленями. Слова будут холодными и колючими, а она хотела, чтобы ей было тепло. Свитер связала бабушка давным-давно, когда Вика еще училась в восьмом классе. Он начинался снизу дымчато-серым, таким мягким оттенком кошачьего подшерстка. Потом шли темные стилизованные волны. Они ограничивали белую полосу,

на которой спереди были вывязаны две большие восьмиконечные звезды, а сзади – пара оленей, смотрящих друг на друга. Дальше к высокому вороту свитер снова был мягко-серым. И рукава тоже. Рукава, периодически протиравшиеся на локтях, перевязывались. На первом курсе Вика ухитрилась разорвать свитер понизу, где вязка шла резинкой. И распустив, перевязала низ. А заодно и ворот, захотелось, чтоб он был шире и объемнее. Приходилось добавлять новые нитки, они не совсем совпадали по цвету, свитер изменился. Но олени и звезды были все те же, а значит, и сам он, свитер, был все тот же, старый, любимый, связанный бабушкой.

В этом свитере она с ним и познакомилась. Милана, подруга, или приятельница, или просто коллега, как определить(?): кофе пили у автомата, курили, болтали о том о сем, наверно, все-таки подруга, других-то нет, говорит:

– На каток в Новую Голландию пошли в субботу?

Каток в двух шагах от Викиного дома, а она не ходит. Не умеет. Нет, конечно, каталась в детстве немного. Но это разве уметь? А Милане через полгорода ехать. Но она вот запросто.

– На каток?

А что еще в выходной Вике делать? Нечего ей делать. В ящике сидеть, кинцо смотреть. «Поговори с ней» смотреть собиралась. Успеет еще. Вика согласилась: каток, так каток. Не развалится. Главное, потеплее одеться. Минус десять на улице. Надела свой свитер любимый.

Вот она идет, почти уже у ворот, и вдруг: «Би-и-и-и», – машинка серебристая мимо и тормозит. И Милаша выскакивает:

– Приветик! А вот и мы.

Парень из машинки вываливает. Красивый. Без шапки, и волосы так уложены – ох(!), голова как вылепленная. На фотографиях рекламных такие бывают в инстаграме. Милана его представила, но Вика не расслышала. Да какая разница, как его зовут. Все равно, таких не бывает. На той орбите, где Вика крутится – не бывает. Ну, на каток пошли – эти катаются парой, красиво, а Вика с медведем в обнимку. Мишка большой, тяжелый, ухватись за рукоятки, что у него за ушами, толкай вперед, семени ножками. Но они ее не бросали, подъезжали время от времени, сфоткаться или поболтать. А потом Миланка что-то взбрыкнула, замахала руками, закричала этому своему что-то через полкатка неслышное и уехала. Совсем уехала, ушла с катка. А он за ней не побежал, он к Вике подъехал.

– Давай, – говорит, – я тебя кататься научу, – за руку взял и повлек по льду.

– Присядь пониже. Вот так отталкивайся. Видишь?

Она кивала, повторяла, скользила, упершись взглядом в лед, не видела его совсем. Только рука, сжимавшая ее ладонь – крепко, тепло.

Споткнулась, заковырялась, он подхватил, не дал упасть. Сильный. Она – не соломинка бестелесная, вполне себе корпулентная девушка, а он удержал.

Потом:

– Я провожу.

Машинку оставил там, где стояла, мимо прошел, и Вику до подъезда:

– Ну что, в следующие выходные пойдем на каток? – И улыбается, будто это подковырка хитрая.

Она кивнула:

– Пойдем.

– Ок. Тогда без двадцати двенадцать в субботу у кассы. Идет?

– Идет.

«Господи, каток! И этот, Миланин безымянный парень ждать будет. А время? Одиннадцать с четвертью! Продрыхла. И мама не разбудила, дала отоспаться в выходной. Хотя я же ее не предупредила. Я забыла совсем про этот каток. Быстрее…» —Вика носилась по квартире: накраситься, куда ж без этого, причесываться не обязательно, под шапкой не видно, штаны лыжные и главное – свитер с оленями. Куртка, ботинки и на улицу прыг. Без двадцати уже, опоздала. Ох, опоздала. Только она из подъезда – а этот, которого звать никак, из-за угла ей навстречу. И сумка треугольная через плечо. С коньками. Пришел. А договаривались у кассы.

Конец ознакомительного фрагмента.