Свобода от смерти
Шрифт:
Экспрессионизм («обостренное выражение»), как кризисная психологическая форма выражения жестких бунтарских и апокалиптических настроений субъекта, — своеобразная визитная карточка современного творчества.
Один из предшественников экспрессионизма, Винсент Ван-Гог, стал творческим предтечей эпохи неотвратимого погружения человечества в бездны подсознания. Его работы, особенно последнего периода жизни, болезненно насыщены физически ощутимым психоэмоциональным напряжением. Трагическая обреченность сквозит во всех его портретах и пейзажах. Последние годы жизни художник провел в лечебнице для душевнобольных, где и покончил жизнь самоубийством.
Наиболее мощным авангардистским направлением явился сюрреализм (сверхреализм).
Магическая притягательность (не путать с подлинной симпатией) талантливых сюрреалистических работ кроется, как это ни парадоксально, в их невероятной психовибрационной гармонии, но это не интегральная гармония, а гармония вибраций низшего порядка (не образов — образ просто символ для их выражения!). В лучших сюрреалистических работах бессознательно воспевается гармония разрушающей похоти, таящаяся в клетках человеческого тела со времен нашего далекого эволюционного прошлого.
Крупнейший представитель сюрреализма Сальвадор Дали был непревзойденным мастером нарочитого эпатажа. Владелец роскошных усов и огромного состояния, он смаковал бессмыслицу и вселенские кошмары. Дополняют личность художника его письменные откровения. Так, из его дневниковых записей известно, что каждое утро, сидя в туалете, он внимательно изучал форму, которую принимал его кал в процессе дефекации, и на основании этого делал прогнозы на текущий день… Думаю, дальнейшие комментарии излишни.
Принципиальный отказ от художественного изображения реальных предметов характерен для абстракционизма. Фактически это субъективно построенная комбинационная игра красок, линий и форм (а в скульптуре еще и разнообразного подручного материала), не имеющая никакого отношения к тому, что называется искусством. Создатели образцов абстрактного искусства (Кандинский, Делоне, Малевич и другие) дают своим шедеврам громкие названия и объясняют свои методы работы подсознательным автоматизмом, исходящим из глубин психики.
Абсолютная замутненность психики у людей, причисляющих себя к миру искусства, наиболее полно проявляется у художников-абстракционистов и ценителей их творений.
Архитектура. Несколько слов об архитектуре, которую называют еще застывшей музыкой или поэзией в камне. Как сказал однажды величайший российский зодчий В. Баженов, лучшие мастера-архитекторы в своем творчестве всегда стремились к тому, чтобы иметь главнейшие три предмета: красоту, спокойность и прочность здания. Действительно, истинные архитектурные шедевры сдержанно красивы по форме и непременно излучают (в буквальном смысле) внутреннее спокойствие. Это спокойствие воспринимается человеком как при созерцании архитектурного шедевра извне, так и при нахождении внутри него, причем сам шедевр может быть всего-навсего небольшим деревянным домиком.
Пройдитесь не спеша по территории Московского Кремля, по старой Москве в районе Арбата и Замоскворечья и легко в этом убедитесь. Совершенно особое чувство радостной гармонии вызывают живые (обновленные) церкви и храмы. В дореволюционной Москве на всех площадях и улицах возвышались купола церквей, стояли колокольни, монастыри, роскошные каменные особняки и деревянные домики-шедевры. Новой власти все это слишком не нравилось, и Москву обезглавили. «Шедевры» времен социализма — высотные здания и массивные каменные дома в гранитном обрамлении раздавили человека.
Современные архитекторы, широко используя стекло, бетон, пластик и металлы, создают или кричащие громады с вычурной геометрией, или однообразные безликие формы. И те и другие подчеркивают человеческую ничтожность и вызывают в сознании человека при их созерцании тревогу и подавленность.
Радостную гармонию и спокойствие остается черпать только из кое-где сохранившегося, но уже безвозвратно уходящего прошлого.
Классическая проза. Как показывают социально-психологические опросы населения, сегодня в мире лишь единицы обращаются к классической литературе. Россия читает в метро и в свободное от просмотра телепередач время, помимо политических и бульварных газет и журналов, отбросы зарубежной и отечественной беллетристики. В результате убивается всякая возможность хотя бы изредка задумываться о человеческом предназначении на этой земле. И что крайне прискорбно, триллеры, детективы и чтиво на сексуальные темы прочно вошли в круг чтения молодежи. Наблюдая все это, временами приходит мысль: лучше бы молодые люди вообще не умели читать.
Модные современные писатели, занимаясь в основном самолюбованием, смакуют человеческие глупости и несовершенства, изобретают новые литературные формы, что в сочетании с ремесленной красивостью слога и языковыми вольностями притягивает читателей.
В самом начале двадцатого века Л.Н. Толстой заметил, что «теперь успех в литературе достигается только глупостью и наглостью». Сегодня это особенно актуально.
В литературных произведениях раз за разом констатируются одни и те же человеческие ошибки и глупости, разыгрываются одни и те же трагедии — разнятся лишь имена и времена.
Чему же могут научить литературные классики? Наблюдательности. Благодаря ей возможно увидеть окружающую реальность во всей ее неприглядности. Читателям с утонченным сознанием наблюдательность дает возможность прочувствовать проблески прекрасного (в основном это касается природы и некоторых аспектов любви), для продвинутых в духе плюс ко всему — ощущение единства Всего Сущего.
Настоящая литература помогает открыть глаза, но ничему не учит — она, скорее, утверждает безысходность.
Я не отношусь к поклонникам Достоевского, но именно он, хотя и опосредованно, сформулировал роль и место литературы в современном мире, имея в виду форму воздействия на человеческое сознание. Вот его слова: «Только я один вывел трагизм подполья (человеческого подсознания. — Авт.) в страдании, в самоказни, в сознании лучшего и в невозможности достичь его… Что может поддержать исправляющихся? Награда, вера? Награды — не от кого, веры — не в кого. Еще шаг отсюда, и вот крайний разврат, преступление, убийство».
В этих словах — безысходность, но сам факт состояния человеческого сознания подмечен удивительно точно. Все, что сегодня происходит с человечеством, укладывается в диагноз, поставленный Достоевским.
«…Если б только могло быть, чтоб каждый из нас описал всю свою подноготную, но так, чтобы не побоялся изложить не только то, что боится сказать и ни за что не скажет людям, но даже и то, в чем боится признаться самому себе, то ведь на свете поднялся бы такой смрад, что нам бы всем надо было задохнуться».