Свобода от, свобода для

Нечаев Павел

Мы с Вайнштейном тут же оделись, вооружились и кинулись вниз. Снег уже слежался, и стал достаточно плотным, чтобы можно было обойтись без снегоступов. По следам на снегу было легко прочесть, что произошло. Вот Мишкины следы, а вот следы двух мужчин, судя по отпечаткам, четким, но без рисунка, чем-то обмотавших обувь. Наверное, Мишка сопротивлялся, на снегу беспорядочная мешанина отпечатков, включая отпечатки руки в рукавице. Вот капельки крови, и после этого следы нападавших, и две глубокие борозды. Следы волочения, надо думать.

Следы вели через сквозной подъезд наружу, и дальше по улице. Осторожно осматривая все перед собой, мы пошли по следам. Они привели нас на соседнюю улицу, и там, в подъезде одного из старых домов, у входа в подвал, они обрывались. Держа под прицелом темную лестницу, я осторожно пошел вниз. Коридор терялся во мгле, на полу валялся какой-то

мусор, мебель, старое барахло. Опасаясь переломать в темноте ноги, я вернулся к Вайнштейну.

– Что там?
– спросил он меня.

– Там подвал. Пусто и тихо. Никого нет, - ответил я.

– Но следы ведут именно сюда.

– Наверное, там проход, - я начал понимать, куда утащили Мишку. В эти чертовы туннели под улицей, - пошли назад.

– Зачем?
– не понял Вайнштейн.

– За фонарями. Пойдем искать пацана, - ответил я и быстрым шагом пошел назад.

– Туда? Под землю?
– Вайнштейн страдал легкой клаустрофобией.

– Есть другие предложения?
– разговаривали мы уже на бегу.
– Не волнуйся, Вайнштейн. Я один пойду. Вдвоем там все равно делать нечего, слишком тесно.

В конце подвала обнаружилась сломанная решетчатая дверь. Я прошел через нее, и оказался в техническом туннеле, что шел под улицей. Туннель был широким, метра четыре, но низким, выпрямиться я не мог, уперся макушкой в потолок. По туннелю шло несколько толстых труб и целая куча труб потолще. В решетчатых коробах под потолком и по стенам шли какие-то кабеля. Сбоку от труб была дорожка, шириной в полметра, отделенная от труб невысокими перилами. Держа в правой руке пистолет, а в левой фонарь, я пошел по дорожке направо. Вайнштейн остался у двери. Правое направление я выбрал произвольно. Чуялка подсказала. Сначала я шел по дорожке, подсвечивая себе фонарем, но потом, привыкнув к подземелью, выключил фонарь. Уж больно неуютно я себя чувствовал, так явно обозначая свое местонахождение. Я постоял немного, привыкая к темноте. Когда перед глазами перестали кружиться цветные пятна, пошел вперед, держась рукой за стену и ощупывая пространство перед собой. Шел медленно, спотыкаясь обо что-то, пару раз чуть не упал, но сумел удержать равновесие. Стена под рукой внезапно исчезла, я сразу же остановился. Спереди повеяло пустотой. Я постоял, прислушиваясь. Ничего. Ни звука, ни движения. Решился, и включил фонарь. Я оказался в квадратном зале, со сторонами примерно метров по двадцать. Конус белого света выхватил переплетение труб в центре, какие-то насосы, шкафы с оборудованием. На стенах потеки и плесень. Тут было повыше, можно было стоять в полный рост. Налево, направо и вперед уходили тоннели, такие же, как тот, через который пришел я. Встал вопрос - куда идти? Как в сказке про богатырей. Обошел по очереди все три прохода, прислушиваясь и принюхиваясь. Из одного потянуло легким запахом дыма, решил пойти туда. Скоро появились признаки обитаемости, прежде всего - вонь. Воняло... ну, как в зверинце. Были когда-нибудь в обезьяннике? Представьте, что его ко всему прочему не убирали с месяц, вот такой примерно запах.

Где-то впереди послышались шаги. Дробный такой перестук множества ног, шуршание, какие-то звуки, напоминающие речь. Я решил не вступать в контакт, осторожно, чтоб не загреметь, перешагнул перила, и, распластавшись, сполз за трубы. Мимо меня по дорожке прошло несколько существ, людьми, учитывая то, как от них воняло, язык не поворачивается назвать. Когда шаги стихли вдали, я выполз из-за труб, и двинулся дальше. Впереди мелькнул огонек, запах дыма стал сильнее. Туннель привел меня к такому же залу, как предыдущий, только этот был обитаем. Как учили, я на секунду выглянул из-за угла, и тут же спрятался назад, восстанавливая в памяти картинку. Значит, так. Два выхода, не считая того, где я. Трубы идут влево и вперед. В правом дальнем углу огромная куча тряпья, в куче кто-то кашляет. Перед ней, ближе к центру, хиленький костерок, дым струйкой в потолок, и вся комната в дыму, дыма не слишком много, видно, его через какую-то вентиляционную отдушину вытягивает. Тепло. Ну, то есть, не так чтобы очень, но плюсовая температура точно. У костерка сидит шесть замотанных в тряпье фигур. Заросшие, грязные, вонючие, что-то жрали, громко чавкая, переговаривались хриплыми голосами. Смысла долетевших до меня обрывков фраз я не разобрал, речь у уродов какая-то нечленораздельная. На ящике возле одного из них лежит оружие, тип я не разглядел. В левом дальнем какие-то коробки и ящики, там тоже кто-то сидит.

– Ай!
– послышался вскрик. И следом такая фраза, которую я не решаюсь перенести на бумагу. Знакомый голос. Мишка? Если так, мне повезло, а вонючкам - нет. Ну-ка выглянем еще раз, вроде как за входом они не смотрят. Ага, ясно. И правда, Мишка. И откуда таких слов набрался? С него содрали сшитую Мариной ватную курточку, сидит в одном свитерке. Руки связаны, сам привязан к трубе. Возле него скорчилось какое-то существо. Вот оно, извернувшись, тычет палкой Мишке по ребрам, и гогочет. Ну и голосок у твари, скрипит, как гвоздем по стеклу.

Стрелять в них? Опасно, можно задеть пацана. Идти врукопашную? Самоубийство, задавят числом, в такой-то тесноте. К тому же, неизвестно, сколько их еще там в боковых туннелях. Надо решать быстрее, не ровен час, еще какой комитет по встрече набежит. Мысленно провел инвентаризацию имеющегося вооружения. Пистолет, две осколочные гранаты, фонарь, нож. И... фейерверки. Ага, вот это то, что нужно. Я положил пистолет в карман, достал нож, и взял в правую руку. Левой чиркнул фейерверком по рукаву, и бросил его внутрь зала, за ним второй. Вы наверняка знаете эти фейерверки, они сначала с жутким воем кружатся в воздухе, разбрасывая искры, а потом оглушительно взрываются. Я отвернулся и закрыл глаза. Хлопки взрывов ударили по ушам, я ворвался в зал с фонарем в левой руке и ножом в правой. Обитатели подземелья с воем ошалело бегали туда-сюда, ослепленные вспышками. Кто-то оказался у меня на пути, я отбросил его ударом кулака с зажатым в нем ножом, подскочил к Мишке, начал резать веревки. Мишка таращил перед собой бессмысленные глаза, и не сопротивлялся. Перерезав веревки, я за шиворот, рывком, поставил его на ноги, и, толкая перед собой, пошел к выходу. Фонарь болтался у меня на запястье, по стенам плясали тени.

Куча тряпья зашевелилась, из нее полезли еще уроды. Один цапнул с ящика ствол, выставил перед собой, направив не на меня, а куда-то в сторону. В поднятом шуме я не расслышал щелчков, но, судя потому, что выстрела не последовало, толи ствол был нерабочий, толи урод не снял его с предохранителя. В дальнем углу тоже кто-то нарисовался. Сколько же их тут? Кто-то из них очухался, и преградил нам дорогу. Я увел Мишку к себе за спину, от чего тот упал на колени, и ткнул возникшую передо мной фигуру ножом куда-то в область живота. Бил я качественно, с упором, длинное лезвие вошло как по маслу. Выдернул, фигура сложилась, и я прошел прямо по ней, таща Мишку за шиворот. В суматохе я не заметил, что по ошибке свернул не в тот проход, из которого пришел. Зажав воротник пацана, толкая его перед собой, я быстрым шагом уходил все дальше от зала. Через несколько минут такого шага-бега Мишка опомнился, и стал бешено вырываться. Чуть за руку меня не укусил.

– Спокойно! Это я!
– я остановился. И повернул Мишку к себе. Направил фонарь так, чтобы отсветом осветить свое лицо. Вид у меня, наверняка, был еще тот, но пацан меня узнал.

– Коцюба!
– пискнул Мишка и обнял меня. Узнал, это хорошо.

– Сам идти можешь?
– спросил я его. Кивок в ответ, хорошо, просто отлично.
– Тогда хватай меня за пояс, и пошли отсюда. Надо спешить.

На этот раз я и не думал скрываться. Убрал нож, взял в левую руку фонарь, в правую опять пистолет, и мы пошли вперед, так быстро, как могли. От стен и потолка летело эхо наших торопливых шагов. Я почти сразу понял, что мы свернули не туда, но вариантов все равно не было, и мы шли продолжали идти вперед. Изредка нам встречались двери, но они были закрыты, и мы шли дальше, углубляясь в подземный лабиринт. Шел я подчиняясь все той же чуялке. Направо, налево, еще налево, теперь все время вперед. Несколько раз мы, ускоряясь, пробегали стоянки уродов, так быстро, что они не успевали опомниться. Тех, кто вставал на пути, я отбрасывал пинками, или ударом плеча, и мы бежали дальше. Внезапно Мишка остановился, дернул меня за пояс.

– Что такое?
– развернулся я к нему.

– Устал. Не могу больше, - прохрипел он.

Устроили привал, отдышались, потом пошли вперед, на этот раз медленнее. Под ногами все время что-то противно хрустело.

– Смотри!
– Испуганно выдохнул Мишка, и остановился. Я повернулся, свет фонаря упал на то, что лежало на трубах, вдоль которых мы прошли. Меня едва не стошнило. Я понял, что именно хрустело у нас под ногами. Кости, тысячи костей. На трубах, глядя на нас пустыми провалами глазниц, ровным рядком стояли черепа. Без мяса, да и на тех костях, что покрывали пол, мяса не было видно. Я посветил дальше - насколько доставал свет фонаря, везде валялись кости, фонарь высветил развороченные скелеты, торчащие обглоданные ребра. Каннибальская помойка. Мишка отодвинулся и я увидел, что губы у него дрожат.