Свободная охота
Шрифт:
– Если нет мудрого собутыльника, то лучше пить одному.
– Эхе-хе-хе! – ехидно закряхтел старик, прижавшись к стенке, приподнялся, плоско размылся в сумраке, оглядел улицу. Верно, но это не цель. Это может быть целью.
Улица была пуста.
– Будем куковать дальше, – сказал старик.
– Он лёг, достал из кармана сигарету. Пухначев позавидовал – дед хоть дымить может, таким способом подкреплять, подкармливать свой организм, а у него и этого нет – пробовал курить в школе, как, собственно, и все – вовремя оборвали, надавали по губам, потом, когда это дело можно было освоить на законных, так сказать, основаниях – не пришлось по вкусу, а проще говоря – не захотелось. Чернов зажёг спичку, аккуратно прикурил и, с блаженным видом откинувшись на спину, пустил кудрявую струю дыма.
– Расскажите что-нибудь, – попросил Пухначев.
– Что рассказывать-то? Про жизнь? В жизни – всё обычно.
– Но жизнь-то большая была.
– Большая, – согласился старик, – да неинтересная. Ничего в ней выдающегося! Выдающееся бывает у выдающихся людей. У Лермонтова, у Пушкина и у маршала Жукова. У Блока с Чапаевым ещё, может быть.
– Странный альянс.
– Что-что? – старик, словно бы не расслышав, придвинул к уху ладонь.
– Странное сочетание фамилий, говорю.
– Страну только хорошую мы потеряли – Афганию. Мягкую, мирную, добрую. Жалко, что мы её потеряли.
– Какую страну? – не понял Пухначев.
– Да я об Афганистане говорю. Раньше здесь мы были самыми желанными гостями. Какая тут была охота, какая рыбалка! Везде – улыбающиеся лица, в любой дом входи – приветят, накормят… А сейчас? Сейчас мы всё это потеряли.
– И надежд нет?
– Ты не знаешь мусульман. Это особый мир, это вселенная во вселенной. Обижать мусульман боятся даже боги, а мы обидели. Знаешь, чем все это пахнет? Джихадом – священной войной. Не знаю только, почему наши политики этого не понимают.
– Ну и речи!
– Ага, семь лет тюрьмы строгого режима! – неожиданно добродушно молвил старик. – По хрущёвской статье, который наказывал студентов за политические анекдоты. Хочешь, покажу как курят афганцы? Это особый способ.
Старик сжал пальцы с сигаретой в кулак – хлипкий некачественный чинарик перекособочило, он оказался стиснутым, Чернов поднёс кулак ко рту, и из верха сжима, как из горловины, с силой потянул на себя дым. Звук был всасывающий, чавкающий, мокрый, за какой любая мамаша обязательно надаёт подзатыльников чаду, вздумавшему баловаться за столом.
– Сложная фигура из пяти пальцев и одной сигареты, – отметил Пухначев, – чем же это отличается от обычного способа курения? Я не видел, чтобы афганцы курили именно так.
– А надо быть наблюдательнее – и можно увидеть. Для журналиста это совсем невредно, – поддел Пухначева старик. – Курят так афганцы, часто курят. А способ тем отличим от обычного нашего смоления цигарок, что в организм не попадает никотин. Он остаётся на пальцах, на мякоти ладони. Весь. Видишь? – старик разжал кулак и показал Пухначеву ладонь.
Ладонь была желтовато-коричневой, пальцы тоже пропитались специфическим дегтярным цветом, который не перепутаешь ни с чем – это был никотин.
– Век живи – век учись, – удивился Пухначев. – Лучше нету дыма, чем от сигареты марки «Прима».
День прошёл в беспокойном ожидании. Хотя гостиничку никто не тревожил, не лупил прикладом автомата в дверь, всё равно на душе было муторно, лица наших двух постояльцев обвяли, осунулись, старик совсем оброс серой неопрятной щетиной, жёсткой и злой, взгляд его сделался неприязненным – он и на Пухначева смотрел так, будто бедолага-журналист был в чём-то виноват, рот ввалился, словно Чернов лишился зубов, глаза сделались красными, мутными – пропала прозрачная мудрая светлина, спокойствие, которое всегда удивляло Пухначева, всё будто бы водой смыло, образовалась некая невидимая стенка, за которую никому не было дано заглянуть, в том числе и Пухначеву, морщины перестали наливаться кровью, помертвели, скулы, лоб и подбородок потяжелели, сделались костлявыми, будто у мертвеца. Пухначев понимал, что он так же, как и старик, изменился – и явно не стал красавчиком, похужел.
Следующая ночь прошла почти без сна – рядом шёл бой, за ближайшим дувалом ранили человека. Раненный пронзительно, будто заяц, живьем насаженный на вертел, кричал, стонал. Крики его выворачивали Пухначева наизнанку, он стискивал кулаки, скрипел зубами, не зная, куда спрятаться от затяжного рыдающе-горького «о-о, о-о». Старик мрачным голосом предупредил Пухначева:
– Спокойнее, спокойнее! Если не можешь держать себя в руках – заткни уши!
– Так ведь стонет же!
– Хочешь, чтобы я выскочил на улицу и перевязал этого дурака?
– Э-э-э, – морщился Пухначев.
– В войну, бывало, наших ребят стоном на нейтралку заманивали и там приканчивали.
– Но так-то война! Великая, и ещё– Отечественная!
– Месяц назад около гостиницы «Ариана» был ночной бой. Рядом с гостиницей дорога проходит, её хотели перекрыть душманы, но не смогли – только схлестнулись с нашими. И там тоже стонал раненый. Так жалобно, так жалобно стонал, что один дуралей из наших выскочил на помощь – думал, кто из советских стонет, надо его перевязать, затащить в помещение, помолиться за его душу, если совсем плохо – только того дуралея и видели! И где он сейчас – одному Богу, да ещё, быть может, Аллаху и ведомо!
Вскоре раненый перестал стонать – либо он скончался, либо его отволокли на перевязку, либо встал сам и пошёл к сообщникам, поняв, что кукареканьем на улицу никого не выманишь.
К утру сделалось тихо. Странная штука – тишина. Она опаснее любого грохота. Минут двадцать не звучало ни одного выстрела, всё погрузилось в серую плотную мглу, все звуки были задавлены и старик с Пухначевым ощущали себя очень тревожно, потом в районе Грязного базара, недалеко от набережной Кабулки раздалась пулемётная очередь, стихла, минут через пять прозвучал гулкий гранатный хлопок в старом городе – старик ожил, всё зафиксировал, немо пошевелил губами, будто собирался что-то сказать, но промолчал.
– Похоже, всё кончилось, – шёпотом произнёс Пухначев. – Только кто кого победил? А? А посольские совсем забыли про нас!
Старик ничего не сказал в ответ, прижался к стене. На улочке появились люди. Человек пятнадцать. По виду – студенты, чернобородые молодые, со сверкающими улыбками, вооружённые кто чем – были тут и автоматы, были и старые буры с вытертыми деревянными ложами и длинными утолщенными стволами, были и карабины. Старик внимательно оглядел кучку, пересчитал стволы, всё понял и вздохнул, будто ребёнок: