Свободомыслие и атеизм в древности, средние века и в эпоху Возрождения
Шрифт:
Неотъемлемой частью природы является человек, живущий по ее законам. Человек смертен, смертна и его душа. Учение о смертности души, развиваемое Лукрецием в третьей книге поэмы, является атеистическим по своему существу, ниспровергающим утверждения религии о загробном мире. Аргументация в пользу тезиса о смертности души занимает большую часть третьей книги, что говорит о том значении, которое придавал этому тезису поэт.
Душа (anima) состоит из телец намного более мелких, чем те, из которых состоит тело. Подобно туману, уносящемуся в воздух, душа рассеивается и покидает тело после смерти. Тело представляется поэту подобием сосуда, сдерживающего душу: когда гибнет сосуд, исчезает и его содержимое. Существование души, отделенной от тела, невозможно представить.
Но
Все эти мифы рождены земной жизнью, страданиями, выпадающими на долю человека.
Материалистическая тенденция пронизывает и взгляды гениального поэта на историю человеческого общества. Она мыслится им как естественно-исторический процесс, которому чуждо потустороннее, сверхъестественное вмешательство. В своем развитии человеческое общество прошло ступень первобытного стада. Жизнь человека в ту пору была жалким прозябанием и сводилась к ожесточенной борьбе за существование. При этом
…Дикие звери Часто тревожили их, не давая несчастным покоя39.Но затем люди научились добывать огонь и пользоваться им, изобрели жилища и одежду. Таким же естественным путем развился язык, ставший могучим орудием культуры, духовной жизни людей. Вначале язык состоял из телодвижений, жестов и мимики, позднее к ним стали примешиваться звуки. Совершенствование их привело к созданию слов и фраз, сложившихся в единую языковую систему. В основе всего лежала нужда, научившая людей различным искусствам и ремеслам.
Со времени создания поэмы прошло более двух тысячелетий, но основные ее идеи, блестящий и высоконаучный (по тем временам) анализ явлений природы и общества, высокое художественное мастерство и огромный полемический талант автора продолжают оказывать сильное воздействие на читателя. До настоящего времени поэма сохраняет свое значение.
Боевой антирелигиозный характер учения Лукреция навлек на автора озлобление и ненависть церковников. В средние века она была почти забыта, и только в эпоху Ренессанса пережила свое второе рождение. Итальянский гуманист Поджо Браччолини (1380–1459 гг.) открыл ее в 1418 г. и познакомил широкие круги читателей с содержанием поэмы. Оно оказалось удивительно созвучным эпохе, когда обветшалые догмы церковной доктрины средневековья, жестоко подавлявшие личность, стали оттесняться, уступая место жизнеутверждающему мировоззрению гуманистов. Особое восхищение вызывала поэма у французских философов-просветителей XVIII в., широко использовавших ее аргументацию в антиклерикальных целях.
Поэму высоко ценили и представители русской материалистической мысли, выдающиеся деятели науки и искусства. М. В. Ломоносов перевел часть поэмы на русский язык, а в статье «О качествах стихотворца рассуждение» подчеркивал смелость и оригинальность Лукреция в постановке проблем естествознания. «…Свежий, смелый, поэтический властитель мира»40 — так назвал Лукреция К. Маркс.
Религиозные суеверия в зеркале сатиры Лукиана
Во II в. н. э. громадная Римская империя, включавшая почти весь тогдашний цивилизованный мир, переживала последний период расцвета. Относительная стабилизация положения внутри империи нашла выражение в экономическом расцвете провинций, прогрессе культуры и интенсивной строительной деятельности как в Риме, так и в провинциальных городах, развитии обмена, охватившего все области внутри империи и перешагнувшего далеко за ее пределы, вплоть до Китая. В древнейших китайских хрониках упоминаются императоры династии Антонинов, правившие в Риме во II в. н. э. Во внешней политике римские императоры придерживались в основном оборонительной тактики: им удавалось отражать нападения варварских племен на ближних границах и наносить поражения врагам на далекой периферии, от Северного Причерноморья до Британских островов.
Определенный прогресс наблюдался и в духовной жизни народов, входивших в состав империи. Здесь можно выделить две сферы греко-римской культуры, которые примерно совпадают с двумя громадными по масштабу территориями государства. Кратко их можно определить как Восток и Запад. Граница между ними проходила по Балканскому полуострову, тяготевшему к Востоку. В то время как Запад превращался в район ясно выраженной латинской культуры (процесс романизации западных провинций длился уже более двух столетий), Восток постепенно становился грекоязычным. Взаимодействуя и взаимопроникая, эти две сферы в то же время обособлялись: к концу IV в. Римская империя распалась на Западную и Восточную.
Но в те времена, о которых идет речь, единство империи было достаточно прочным. Греческий язык считался вторым, после латинского, официальным языком империи, на котором велась переписка в государственных учреждениях, издавались официальные акты, создавались произведения литературы. Даже такие далекие восточные провинции, как Сирия и Палестина, втягивались в сферу грекоязычной культуры. Греческий язык был подобием «лингва франка», на котором говорило все многоплеменное население Востока. Афины становятся в Римской империи подобием университетского города, а вся Греция — громадным музеем изящных искусств.
В это время возникло новое литературное направление, связанное с общей архаизирующей тенденцией в области культуры. Деятели этого направления стремились оживить классические традиции в искусстве художественного слова, поэтому его принято называть «греческим возрождением». Оно совпадало с определенным расцветом ораторского искусства. Профессия странствующего ритора, демонстрирующего свое мастерство декламации в театрах, общественных зданиях и просто на площадях городов, становится популярной. Этим мастера слова несколько напоминали софистов классической эпохи, поэтому второй век нашей эры в истории греческой литературы и науки принято называть периодом расцвета «второй софистики». Характерной чертой этого направления было следование классическим образцам. Риторы II в. стремились воспроизвести стиль, лексику, ораторские приемы мастеров аттического красноречия прошлого, но темы, которым были посвящены их произведения, носили искусственный и надуманный характер. Главным жанром риторов «второй софистики» был эпидейктический — торжественный, прославляющий, хвалебный. Украшенные всевозможными риторическими фигурами и поэтическими тропами, вычурные и рафинированные, написанные ритмической прозой, эти речи приближаются к поэзии. Прославленных мастеров указанного жанра окружают почестями, их приезд в город становится праздником, на который собираются толпы поклонников ораторского искусства, им даже ставят памятники. Многие деятели «второй софистики» искренне считали себя вторыми Демосфенами, а если они имели отношение к философии, то и Платонами.
Однако из недр «второй софистики» вышел действительно крупный писатель II в. Лукиан, творчество которого удивительно созвучно современности. Его большое литературное наследие включает произведения разнообразных жанров, если не всегда им открытых, то часто получавших под его пером новую и оригинальную форму. Лукиан подвергает коренному пересмотру и уничтожающей критике классическое наследие, и прежде всего обветшавшую олимпийскую религию, суеверия. Мифы, освященные многовековой традицией, становятся объектом остроумной, язвительной и меткой насмешки. Одним из первых Лукиан обратил внимание на распространявшееся новое христианство и его приверженцев, поклонников «распятого софиста», поэтому его творчество может служить ценным источником по истории раннего христианства.