Сводный Брат
Шрифт:
Мы сели на свои места, и я положила руки на подлокотники по обеим сторонам от кресла.
Вильям положил свою руку на мою. Мне стало некомфортно, и я отодвинула её сразу же.
Вскоре фильм закончился, и, к счастью, Вильям больше не делал никаких попыток коснуться меня.
Когда мы сели в машину, я сказала:
— Давай заедем к тебе и заберем вещи Лу. Я думаю, он с этого дня может оставаться у меня.
— Хорошо.
Когда я взяла любимые игрушки Лу и некоторые его лекарства, я уже собиралась выйти из квартиры Вильяма, но он остановил меня:
—
— Спасибо, но мне надо домой, а потом на работу.
Вильям попытался ещё раз переубедить меня, но я, настояв на своём, поехала домой.
Дом был пустой, как и ожидалось. После ссоры с Лукасом, он уехал куда-то, лишь оставив записку, что его не будет неделю. И хоть мы постоянно ругаемся, уже на четвертый день мне стало не хватать шума, который он издавал.
Покормив Лу, я оставила его у себя в комнате с игрушками и поехала на работу.
Я была рада ночной смене потому, что теперь мне не придётся ночевать одной в этом большом доме. В первый день я и глаза сомкнуть не могла, вздрагивая каждый раз, когда слышала вой ветра или шорох листвы за окном.
***
Когда я пришла в бар, люди только набирались. Анна уже стояла за стойкой и, увидев меня, подозвала к себе:
— Рада тебя видеть! Юхан заболел, и я даже не могла представить, как буду здесь одна. Хорошо, что ты пришла.
Моей работой было наливать простые, однокомпонентные напитки и подавать закуски к алкоголю.
К концу смены я встретила Клариссу с её друзьями, и, поболтав с ними, не заметила, как прошло время.
Первая ночь удалась, — подумала я, когда собиралась домой. — Возможно всё не так плохо, как кажется.
========== 16. Ты усвоила свой урок, маленькая Сью? ==========
Лукас.
— На этот раз ты зашла слишком далеко, Сюзанна, чертовски далеко. Ты думаешь, я пошутил насчёт пояса? Думаешь, это грёбаная шутка, да? Пришло время тебе научиться каким-нибудь грёбаным манерам, малышка.
— Что ты делаешь? — испуганно спросила она. — Лукас, какого чёрта ты делаешь?
Я крепко прижал её грудью к ее спине. Её тело было таким маленьким, придавленным моим весом так сильно, что я чувствовал ее дыхание.
— Ты напросилась на это, милая, ты просила об этом каждый грёбаный день, что я тебя знаю.
Я встал, сильно надавливая ей между лопаток, чтобы удержать её в нужном положении.
— Не смей двигаться, Сюзанна, не смей, чёрт возьми.
Она повернула голову, чтобы посмотреть мне в лицо. Оно побелело, брови высоко поднялись в застывшем оживлении. Она не издала ни звука, когда я расстегнул ремень, ни единого грёбаного звука. Я сложил кожаную петлю пополам, крепко прижал её к руке. Она вздрогнула от удара, и вместе с яростью, похоть проложила дорожку прямо вдоль моего позвоночника. Я задрал мягкий белый хлопок ночной рубашки, затаив дыхание от красоты её задницы. Она была идеально сложена, молочно-белая плоть покрывалась гусиной кожей у меня на глазах. Она снова вздрогнула, когда я просунул пальцы под её кружевные белые стринги, и ахнула, когда я спустил лоскут
Блядь. Я был твёрд. Чертовски жёсткий и злой. Во мне шла война, борясь за самообладание, я изо всех сил старался дать задний ход и убраться оттуда, из этого грёбаного безумия. Я сделал шаг назад, позволив ремню безвольно повиснуть на моем бедре. Сюзанна не зашевелилась. Она не пошевелила ни единым мускулом. Наконец раздался её голос, тонкий и прерывистый.
— Лукас…
— Заткнись! — закричал я.- Хоть раз в жизни, просто заткнись нахуй!
Мой член пульсировал в джинсах, гудя от потребности в жестокости, потребности наказать. Она выгнула спину, рыжие кудри заблестели в свете, падающего из щели двери.
— Лукас, пожалуйста…
— Заткнись, я сказал!
Я чувствовал свой пульс в висках, бурлящий от адреналина.
— Ты заткнешься, если не хочешь пожалеть об этом.
Она снова повернула голову, на этот раз медленно. Я видел, как её губы беззвучно шевелятся, самое тихое произнесение. Я придвинулся ближе, напрягаясь, чтобы услышать ее грёбаные извинения. Но извинений не последовало.
— Пожалуйста…— прошептала она так тихо, что это было похоже на дыхание.
Её большие, широко раскрытые глаза, маленький плотно сжатый рот.
— Извинись, — рявкнул я. — Последний шанс.
Она покачала головой, затем отвернулась, прижавшись лицом к столешнице. Она убрала руки в стороны, прижав ладони к дереву. Я видел, как напряглись мышцы её ног, как мягкие округлости задницы приготовились к наказанию. Я сократил расстояние между нами, выпрямившись рядом с ней.
— Ты очень, очень плохая девочка, Сюзанна Линденберг. Извинись сейчас же, или я покажу тебе, как бывает с плохими девочками.
Её дыхание было поверхностным и судорожным, но она не пошевелила ни единым мускулом.
— Последний шанс.
Я прижал руку к её пояснице, и она ахнула, переминаясь с ноги на ногу.
— Оставайся на месте.
Мой член дёрнулся в джинсах, достаточно набухший, чтобы, блядь, лопнуть, и я сдался, сдался всей этой грёбаной массе. Я почувствовал, как она задрожала, у неё перехватило дыхание. Я ждал, впитывая тишину, ждал, пока она не выдавила из себя слова.
— Пожалуйста… — захныкала она.
Я взмахнулся ремнем, сильно прижимая его к плоти. Она извивалась, как рыба, визжа от шока и боли.
— Вот что происходит с подлыми, грязными девочками в этом доме, — прохрипел я. — С этого момента ты будешь хорошей. Действительно чертовски хорошей.
— Ой! — взвыла она.
Я бил её так сильно, снова и снова, жестоко кусая кожу, пока она не попыталась вырваться. Я спокойно вернул её в исходное положение.
— Прими свое наказание, как хорошая девочка, — прошипел я.
Её колени сомкнулись, дыхание стало прерывистым.
— Лукас, нет, пожалуйста! — воскликнула она.
Её наполненный болью всхлип был самым сладким звуком, который я когда-либо слышал. Я погладил её по волосам, дразня локоны своими пальцами.