Своеволие
Шрифт:
— Пущай пуляють! — немного натужно смеялся Васька. — Токма зелье жгут.
— Лучше б нам отсыпали, — попытался поддержать юмор Дурной, но понял, что у обоих получается неважно.
Тревогу вызывало лишь северо-западное направление. То ли там пушки были «иной системы», то ли китайские мастера батарею хитро оборудовали, но ядра оттуда нередко залетали внутрь острога. И уже даже порушили пару строений.
— Надо пресечь, — нахмурился атаман, и командиры согласно кивнули.
Подтащили к нужному участку четыре пушки и пальнули по батарее раз по пять — вроде, оттуда пальба стихла. Но
— Еще неясно, кто тут больше потерял.
Его страдания передались и другим. После двух дней постоянного обстрела в ночь Турнос собрал свою «братву» и устроил вылазку. За воротами наблюдали, так что казаки тихо выбрались тайным лазом, потом ползли в разросшейся траве и внезапно напали на одну из богдойских батарей. Как потом говорили: взяли на саблю, покромсали людишек без счету!.. Увы, главную задачу не решили. Оказывается, китайские пушкари на ночь уносили запасы пороха в лагерь. Так что нашли всего фунта три, а потом, сверкая пятками, удирали от восьмизнаменников. Благо, те, по случаю темноты, не решились пустить коней в галоп.
Удирать-то удирали, но умудрились стырить две китайские пушечки. Нехорошко лично руководил «экспроприацией», сам прикрывал отход, останавливая кавалерию какой-то подобранной китайской алебардой.
— С огнем играешь, Турнос! — осудил командира Дурной. — Увел самых лучших! Они мне живые и на стенах нужнее, чем пара этих пушчонок!
Пушки и впрямь не вызвали восторга. Это было не чугунное литье, а какой-то противоестественный конструкт. Внутри — медное жерло, скрученное из листового металла, а снаружи, для крепости, обложено кожей, деревом, промотано на несколько слоев веревками и залито клеем. Ши Гун одну такую пушку осмотрел и только поцокал языком: медь внутри уже начинала прогорать и терять форму.
— Ну, ежель, все пушки у их таки, то недолга осталась ихнему обстрелу! — обрадовались осажденные.
По-видимому, так решил и Шархуда. Либо посчитал важным отомстить треклятым лоча за ночную вылазку.
Новый день начинался, как обычно. Богдойцы потекли из забурхановского лагеря во все стороны, заняли подготовленные рубежи. Даже конница вышла и встала позади прочих. Пушки для порядка выстрелили по первому разу. Темноводцы привычно попрятались в надежные укрытия за стенами и в самом остроге — ужас перед артиллерийским обстрелом давно прошел.
Но тут из дозорного «гнезда» тревожно зазвенело бронзовое било.
— Приступ! На приступ идуть! — срывая глотку, орал сверху казак.
Глава 57
Оскальзываясь на ступенях лестницы, Санька рванул к воротной башне. Схватил за грудки двух первых попавшихся дауров и проорал им приказ:
— Бегом к Турносу и Ивашке Иванову! Узнайте, как дела у них.
Они с самого начала разделили зоны ответственности: Ивашка оборонял самую старую «Арсенальную» башню, Нехорошко — северо-восточную, а Дурнову досталась западная, с воротами. И сейчас на нее неслась толпа латной пехоты; позади видно было, что и элитная Восьмизнаменная конница спешивается и собирается идти на приступ. Ножками. Самые передовые воины, нагруженные наскоро сколоченными лестницами, уже приближались к специально помеченному рубежу в сто шагов.
Башню и ближайшие стены шустро занимали казаки и дауры.
— Пищали, пушки заряжай! Быстро! — проорал атаман. — Без команды не стрелять! Лучники — можно бить прицельно! Волоките камни, палите костры под смолу!
У пищальников — лишь один выстрел. И этим залпом надо распорядиться максимально эффективно.
— Ждем! Ждем! — сдерживал он у своих воинов невольное желание расстрелять врага, как можно скорее.
Отчасти это их и спасло. Потому что про важный рубеж в сто шагов знали не только казаки. Когда передовые отряды богдойцев все-таки его преодолели, снизу грохнуло многократным эхом!
«Мушкетеры корейские, — понял Санька. — На упреждение хотели выстрелить».
Но почти весь залп пропал впустую, лишь нескольким лучникам досталось. Атаман быстро выглянул из-за бревна, ощетинившегося выбитой щепой. Судя по развеивающимся дымкам, стреляли человек 50–70.
«Значит, тут, против нас, не все», — подумал Дурной с облегчением и тревогой одновременно. Потому что, раз тут не все, то… Слитный грохот пищального залпа с юга подтвердил его опасения: на «Делона» наступали точно также, и он уже палил в ответ. Немногим позже аналогичная стрельба началась и на участке Турноса. Ну, вот, можно и не ждать отчетов от вестовых дауров. Идут со всех сторон.
«Сколько же у Шархуды людей?! — возмутился сам себе Санька. — Лупишь их, лупишь! И на Бурее, и в степи, и на переправе через Зею… А он еще и со всех сторон полез, гад!».
Отбивать все стены разом, у Дурнова сил не было. Всего около четырехсот бойцов, да еще, может, с полсотни раненых — самых легких — на ноги встали. В чем-то да помогут. Но острог строили широко, все стены трудно занять.
Враги бежали уже шагах в 60–70. Лучше еще потянуть время, но скоро перезарядятся корейцы…
— Огонь! — рявкнул команду Санька, и стены острога заволокло дымом. Видно не было, но предполье Темноводного наверняка устлали первые трупы врагов. — Багинеты — вставить! Штыки — примкнуть!
Штыковое перевооружение у них шло, но каждый раз находились более первоочередные задачи. Так что гениальным изобретением, что позволяло и стрелять, и колоть, обзавелись всего человек тридцать. Но это ничего, багинеты сойдут — всё равно пороха на пищали нет.
Атаман переполз к раскату.
— Приметили, откуда пищали палили? — спросил он у пушкарей. — Можете туда бахнуть?
— Да запросто!
На воротной башне разместили только три пушки. Конечно, три ядра большого урона не нанесут — но вот следующий залп смешается.
— Давай!
Повернутые пушки грохнули разом, после чего — пока дым густой — пушкари оттянули стволы назад и принялись споро перезаряжать орудия. Со стороны врага открылась пальба — немного хаотичная, но всё равно опасная.
— Всем затаиться! Ждем! — снова приказал атаман, укрываясь за бревнами.
Маньчжуры, пыхтя, приближались. Санька осторожно выглядывал в щелочки и пытался понять, сколько народу прет против них. У него самого на длинном участке было чуть более ста человек. Атаковали же, по меньшей мере, три сотни. И это — без незримых пока мушкетеров.