Свои и чужие - интриги разведки
Шрифт:
Оперативные мероприятия чекистов были направлены на то, чтобы пресечь сбор секретной информации возможным разведчиком. А вот как быть с неофициальным военным представительством — «Ц—МО»? Тут требовалась очень тонкая, филигранная работа, поскольку любой «прокол» мог серьезно осложнить военное сотрудничество и в итоге нанести вред интересам нашей страны.
В 1925 году по настоянию Артузова из-за границы был отозван резидент ОГПУ, бывший сотрудник КРО Штейнбрюк и назначен начальником немецкого отделения контрразведки.
Штейнбрюк Отто Оттович, 1892 г. рождения, австриец, окончил кадетский корпус. В чине капитана австро-венгерской армии в 1917 г. попал в русский плен. В 1918 г. выехал в Венгрию, создавал там Красную Армию, был заместителем командира корпуса, офицером для поручений при Бела Куне. С 1919 по 1920 г. сидел в тюрьме за коммунистическую деятельность. 3атем на подпольной работе в Германии. В 1921 г. снова арестован и выехал в СССР, где принят на работу в ОГПУ. В 1935 г. перешел в Разведупр РККА и занимал там должность начальника первого (европейского) отдела. В 1937 г. необоснованно арестован и расстрелян.
Руководство ОГПУ поставило перед Штейнбрюком сложную задачу. Необходимо было принять меры, чтобы не допустить утечки информации о наличии в Москве неофициального представительства германского генштаба, его деятельности, а также о производстве в СССР некоторых видов оружия для постепенно возрождающейся немецкой армии. За этими сведениями могли охотиться прежде всего англичане, французы и поляки. Добейся они своего, и тогда как Германия, так и Советский Союз встретились бы с серьезными осложнениями во внешнеполитической и внешнеэкономической сферах. Это с одной стороны. А с другой — требовалось оградить советские военные и политические секреты от немецкой разведки, которая постепенно наращивала свои усилия и крепла вместе с армией.
Незримая дуэль между Штейнбрюком и Нидермайером началась.
Аппарат «Ц—МО» составляли лишь несколько сотрудников. Официально возглавлял всю работу полковник Лит-Томсен. Он взял на себя в основном военно-экономические вопросы. Его адъютант капитан Рат, летчик по специальности, курировал сотрудничество по авиационной проблематике. Имелся еще офицер по финансовым операциям, одновременно отвечавший за доставку в СССР образцов немецкой военной техники и оружия, перебрасываемых из Штеттина в Ленинградский порт.
Нидермайер же сосредоточился на создании и обеспечении функционирования на территории СССР офицерских школ.
Хозяйство, порученное Нидермайеру, как видим, было довольно большое и хлопотное. Для решения текущих вопросов, устранения помех в деятельности военных школ он регулярно контактировал с ответственными работниками Красной Армии — начальником ВВС Кармовым, его заместителем Алкснисом, начальником военно-химического управления Фишманом, командующий морскими силами Муклевичем. Неоднократно беседовал он и с Тухачевским, Уборевичем, Якиром, Корком, Блюхером. Регулярно, раз в неделю, встречался с начальником Разведывательного управления штаба РККА Ринком и его преемником на этом посту Берзиным.
Благодаря столь важным контактам можно было информировать немецкий генштаб о развитии и укреплении Красной Армии. Составление информационных сводок всецело лежало на Нидермайере. Говоря современным языком, он активно занимался так называемой легальной разведкой.
Направляя его в Москву, главнокомандующий рейхсвером фон Сект рекомендовал ему не вести тайную разведку с использованием агентуры из советских граждан. Генерал прекрасно понимал, что рано или поздно на этом можно «погореть», попасть «под колпак» ОГПУ и скомпрометировать всю работу «Ц—МО».
Но об этом предупреждении фон Секта сотрудникам советской контрразведки стало известно только в 1945 году из показаний плененного Нидермайера. А тогда, в 1925-м и в последующие годы, чекисты исходили из весьма вероятной шпионской деятельности неофициального военного представителя, поскольку все, даже официально находящиеся при иностранных миссиях сотрудники военных атташатов ведущих стран, вели разведработу в СССР.
И в определенной степени сотрудники ОГПУ оказались правы. Оскар Нидермайер не смог удержаться в рамках легальной разведки, не внял совету своего шефа.
В 1926 году аппарат Штейнбрюка получил фотокопию одного из информационных докладов Нидермайера, адресованного не только в специальное бюро «Ц—Б» при генштабе, но и в разведывательный отдел «Т-3» (иностранные армии). В донесении, наряду с отдельными данными по военным школам, указывалось, что от советского военнослужащего, немца по национальности, некоего Готфрида получены сведения о внутрипартийных разногласиях на XIV съезде ВКП(б), взаимоотношениях среди высокопоставленных офицеров РККА, дислокации некоторых кадровых и территориальных частей Красной Армии.
То, что в данном случае интересовало Нидермайера, никак не вписывалось в его служебные обязанности по линии «Ц—МО» и, естественно, усилило сомнения чекистов в лояльности и дружелюбии негласного военного атташе.
Готфрида, сотрудника Штейнбрюка, ставшего агентом Нидермайера, установили быстро. В сентябре 1926 года он был арестован и допрошен. Выяснилось, что с Оскаром они познакомились еще в 1925 году на маневрах Западного военного округа, наблюдать за которыми были приглашены четыре немецких офицера генштаба. Среди них лишь один, по фамилии Штраус, владел русским языком. На самом деле Штраус оказался Нидермайером. Контакты с ним продолжились в Москве, в доме № 4 по Успенскому переулку, где жил Нидермайер. Каких-то подписок о согласии сотрудничать с немецкой разведкой от Готфрида не требовалось, достаточно было продолжительных, довольно откровенных бесед за рюмкой коньяка и чашкой кофе. Мало-помалу Готфрид втягивался в шпионскую работу, выяснял отдельные интересовавшие Нидермайера вопросы, так или иначе связанные с Красной Армией.
Надо полагать, контрразведчики ОГПУ не хотели обострять ситуацию и поэтому лишь аккуратно довели до соответствующих германских властей информацию о нежелательных действиях со стороны Нидермайера.
Как утверждает в своих показаниях сам Нидермайер, в 1927 году он получил из генштаба категорическое указание прекратить разведывательную работу в СССР. Начальник 3-го отдела (отдел иностранных армий) полковник Фишер требовал не заниматься разведкой, чтобы не компрометировать деятельность «Ц—МО».