Свои и чужие - интриги разведки
Шрифт:
Отдельные историки, совершенно справедливо указывая на отсутствие разработанной на случай войны правовой базы для организационного развертывания и практической работы фронтовых и армейских КРО, приходят к выводу о преступном бездействии высшего командования. С такой постановкой вопроса можно согласиться, однако сводить все дело лишь к отсутствию необходимых нормативных документов было бы упрощением. По нашему мнению, речь должна идти не только и даже не столько о медлительности властей, сколько о том, как понимали в военном ведомстве роль и место контрразведки в масштабной современной войне, какие направления разведывательно-подрывной деятельности противника прогнозировались.
По
Естественно, никто не учитывал возможное массовое дезертирство, пацифистскую, националистическую и революционную пропаганду в войсках со стороны как противника, так и антиправительственных сил внутри страны.
Отношение к контрразведке командования действующих армий и фронтов, а также в Главном управлении генштаба наглядно проявлялось в статусе КРО в штабной иерархии, нежелании легализовать их существование, вывести из подчинения разведывательному отделению и предоставить возможность прямого доклада начальнику штаба того или иного войскового объединения.
Руководители КРО в абсолютном большинстве до прикомандирования к штабам являлись офицерами Отдельного корпуса жандармов и проходили службу на должностях не выше помощников руководителей Губернского жандармского управления (ГЖУ). Они продолжали оставаться в списках отдельного корпуса жандармов. Данное обстоятельство не позволяло военным непосредственно представлять их к назначению на вышестоящие должности, награждать за отличие в оперативной работе и боевые подвиги. Требовалась длительная процедура согласования со штабом ОКЖ. Только в конце июня 1915 года состоялось совместное решение командира ОКЖ и начальника штаба Верховного главнокомандующего о распространении на вышеуказанную категорию лиц некоторых привилегий строевых и штабных офицеров. Звание полковник было предельным для начальников КРО в Главном управлении генерального штаба и Ставке, остальные руководители контрразведывательных органов могли дослужиться лишь до подполковника, что соответствовало званию по должности командира батальона.
В начале войны руководители основных подразделений Главного управления генштаба для обеспечения преемственности в работе были назначены на высокие должности в штабе Верховного главнокомандующего. Однако вместо того чтобы укрепить службу разведки и контрразведки Ставки, многолетний начальник этих подразделений Генштаба генерал-майор Николай Августович Монкевиц, с которым Владимиру Орлову придется не раз сталкиваться, был откомандирован в действующую армию в качестве начальника штаба корпуса и больше в течение войны к работе по линии разведки и контрразведки не привлекался.
Размышляя о причинах низкой эффективности в борьбе со шпионажем в 1914—начале 1915 года один из ведущих специалистов-контрразведчиков царской России генерал Николай Степанович Батюшин позднее писал: «Почти весь первый год войны контрразведкой никто из высших военных органов совсем не интересовался, и она поэтому велась бессистемно, чтобы не сказать, спустя рукава». По его словам, Ставка Верховного главнокомандования не обращала на контрразведку внимания, ее сотрудники работали по собственному усмотрению, без общего руководства и поддержки.
Весной и летом 1915 года русская армия участвовала в ряде кровопролитных сражений, в которых понесла огромные потери, главным образом, в силу недостаточного обеспечения артиллерией и боеприпасами. Противник принудил наши войска оставить Галицию, Польшу и некоторые другие районы. Пришлось срочно переносить Ставку ВГК из Барановичей в Могилев. Военные неудачи отразились на моральном состоянии армии и всего населения.
Как на фронте, так и в тылу у многих закрадывалось сомнение в успешном завершении войны. Официальные сводки свидетельствовали об изменении отношения солдат к войне и падении дисциплины в войсках. Широкое распространение получили слухи об измене в высших эшелонах власти. Развивалась шпиономания. Под давлением Ставки ВГК и общественного мнения царь был вынужден сместить с поста военного министра своего фаворита Владимира Александровича Сухомлинова, которому приписывали связь с австрийской разведкой. В закрытом заседании 345 голосами из 375 Государственная Дума предложила правительству предать Сухомлинова суду.
Генерал, обвиненный в шпионаже — само по себе явление довольно редкое в истории, шпион же — военный министр, да еще воюющей, истекающей кровью страны — вообще беспрецедентный случай. Но Сухомлинов обладал таким букетом отрицательных качеств, что очень многие искренне верили: измена имеет место.
«Невысокий, но могучего телосложения, даже немного склонный к полноте, с аккуратно подстриженной седой бородкой, открытое простое лицо» — таким впервые увидел генерала Сухомлинова член созданной по указанию царя следственной комиссии Владимир Орлов. В его задачу входило выяснить, был ли отставной министр связан с иностранными разведками. Для этого тщательного выявлялись и проверялись все связи Сухомлинова.
Биограф Ставки Верховного Главнокомандующего царской армии Михаил Лемке отметил в своем дневнике в конце октября 1915 года: «Орлов состоит теперь в прикомандировании к нашему управлению (генерал-квартирмейстера. — А. З.) и работает в Верховной следственной комиссии, где всячески ищет улик против Сухомлинова. Сегодня он приехал сюда, — лицо белобрысого Мефистофеля, (…) чтобы допросить Кондзеровского, как свидетеля по делу Сухомлинова. Говорят, что Орлов из таких юристов, что если ему человек кажется виновным, то он не прочь и создать улики. Таково его убеждение». Однако далее Лемке все же делает оговорку: «Честные штабы любят его присутствие: оно наводит страх на негодяев в области воровства».
Были ли основания признать Сухомлинова шпионом? От ответа на этот вопрос зависело многое. Если он действовал по заданию германской разведки, то тогда вполне понятно, из-за чего образовывались огромные бреши в снабжении фронта снарядами, пушками и даже обычными винтовками, почему проиграны многие сражения.
Следственная комиссия, включая и Орлова, билась над решением этого вопроса.
Четыре месяца вел свою работу переводчик разведотдела штаба Северо-Западного фронта, не являясь официально, то есть по должности, следователем. Критики Орлова уже в ходе войны и в последующие годы не раз припомнят ему данный факт. Они забудут, что он был младшим офицером, а следовательно, обязан был беспрекословно подчиняться приказам. Именно по приказу он и вошел в состав комиссии, отдавая себе отчет в последствиях этого шага.