Свой почерк в режиссуре
Шрифт:
Необычайно выразительная мизансцена!
Ритм
Теперь мы с вами подходим к понятию ритма картины.
Помимо композиции и мизансцены, о которых мы уже говорили, еще очень важен ритм фильма. Когда вы делаете вашу раскадровку, вы должны четко понимать, сколько этот кадр длится. В своем режиссерском сценарии вы пишете, что этот кадр длится, допустим, девяносто секунд, потому что он очень длинный. Полторы минуты — это колоссальное время на экране. А допустим, следующий кадр длится у вас пять секунд или две секунды, то есть вы не просто кадруете фильм, вы его, как мы говорим, метруете.
Раньше
Ритм — это очень важная вещь, потому что он захватывает зрителя. Таким образом, то, как вы кадруете картину и сколько времени длится каждый кадр, должно быть продумано очень тщательно. Если ритм картины выстроен неправильно, фильм начинает «проседать».
Если вы, скажем, снимали полкартины короткими кадрами, а в середине вдруг начинаете снимать длинными, вы ломаете ритм. У зрителя сразу будет подсознательное ощущение, что что-то не в порядке, его начнет это раздражать. Или, если к концу картины, когда фильм уже должен вовсю нестись, всё уже должно стремительно развиваться, вы вдруг опять начинаете снимать длинными продолжительными кадрами — зритель уйдет недовольный. Я сейчас говорю достаточно примитивно, и, разумеется, здесь тоже бывают всякие исключения. Всё может быть и по-другому, но это должно быть специальное решение, художественно осмысленное. Вы вольны делать всё, что угодно, просто я вам говорю, к чему это зачастую приводит. Ритм — очень важная вещь. Давайте попробуем понять это на конкретном примере.
«Иван Грозный»
Сейчас посмотрим с вами сцену из грандиозного фильма «Иван Грозный» другого великого режиссера — Сергея Эйзенштейна, который, так же как Орсон Уэллс в Америке, стал невероятным новатором кино у нас в Советском Союзе. И до сих пор во всем мире, если спросить кого-то: «Что вы знаете о русском кино?» — весь мир в первую очередь назовет вам фамилию Эйзенштейн, потому что на его картинах действительно учатся кинематографисты во всех странах, и там есть чему учиться. Сам он — человек, пришедший в кино из цирка, из театра, и к тому же блистательный рисовальщик.
Плюс, он был не просто режиссером, он еще был и замечательным теоретиком режиссуры, написавшим энное количество статей. В том числе о монтаже, о своем знаменитом монтаже аттракционов, и, разумеется, о режиссуре. Если вы всерьез заинтересуетесь Эйзенштейном, что крайне полезно, посмотрите его книги — вы увидите, как он кадровал свои фильмы. Как раскадрован тот же «Иван Грозный»! Как изумительно нарисован каждый кадрик, как каждая сцена у него расписана!
Посмотрим самое начало картины.
(Идет демонстрация фрагмента.)
Видите, какая композиция?
Практически то же самое делал Уэллс в своей картине, они пришли к одному и тому же параллельно.
Что сделал Эйзенштейн в этом фильме?
Он, в частности, решил сделать вещь невероятную — опять же до него этого никто не делал. Первый раз он применил этот прием в «Броненосце „Потемкине“». Там, в конце, когда уже броненосец победил, на нем вздымается красный флаг. И Эйзенштейн этот флаг со своими помощниками для премьеры фильма от руки разрисовал красным цветом, потому что цветного кино еще не было. И на премьере вдруг в черно-белом фильме запылал красный флаг. Это было потрясающе.
А когда он снимал «Ивана Грозного», уже вовсю делалось цветное кино, а у него этот фильм черно-белый. И тем не менее Эйзенштейн решил, что один из центральных эпизодов должен быть цветным. То есть он хотел как следует встряхнуть зрителя. Казалось бы, это ни в какие рамки не лезло — черно-белый фильм, так черно-белый, цветной, так цветной. Никто до него не комбинировал, а у него вдруг прямо посреди картины все меняется. Он резко меняет ритм и прямо-таки бьет по глазам этим появившимся цветом. Мало того, в драматической картине возникает элемент почти мюзикла.
Видите, как приковывают взгляд эти красные и черные цвета: красный — в который одеты опричники, весь этот красный антураж, и яркий контраст черного и красного. На самом деле, это совсем не реалистическая сцена, она очень экспрессионистская, но безумно выразительная по мизансцене. Что здесь происходит на самом деле?
Грозный готовит убийство, и это создает дополнительное напряжение. Плюс сам по себе цвет, неожиданно возникший в черно-белом фильме, плюс сочетание красного и черного, плюс это стремительное движение опричников, этот их бешеный танец.
Вы видите, как действует смена ритмов — только что был стремительный ритм, состоящий из коротких кадров, а следующая сцена уже вся состоит из длинных кадров, ритм резко сломлен, и от этого возникает дополнительное напряжение, саспенс. И сама мизансцена тоже чрезвычайно выразительна — она диагональная, глубокая, с перепадами света и тени, отчего напряжение и выразительность еще больше возрастают.
Композиция кадра
Чтобы подвести итог всему вышесказанному, я бы хотел в заключение показать еще одну сцену другого выдающегося режиссера, к счастью, еще живого, — великого польского режиссера Анджея Вайды. Это тоже одна из первых его картин, совершенно замечательная, — «Пепел и алмаз». Здесь играет блистательный польский артист Збигнев Цибульский, к сожалению, очень рано умерший, в 37 лет он уже закончил карьеру. Он был кумиром не только Польши, но и всей Европы.
(Идет демонстрация фрагмента.)
Невероятно выразительная мизансцена, полностью передающая атмосферу не только самой сцены, но и всей картины, этого метания героя, который попал в такое странное время полнейшей разрухи. Что вам бросается в глаза, какая деталь?
Найдена необычайно точная выразительная деталь — висящий кверху ногами Христос с оторванной рукой. То есть даже религия, даже вера — и та кверху ногами, ничто не работает в это страшное время.
Здесь глубинная композиция кадра — герой где-то в глубине, а на первом плане эта фигура Христа, и найден очень точный звук — скрип от того, что она покачивается. И потом, что замечательно, в том же самом кадре камера продолжает следовать за героями. До сих пор мы были абсолютно убеждены, что они одни, а оказывается, в этом же кадре сидит человек, который их слушает, и там же стоят гробы, которые сейчас сработают в следующей сцене — будет понятно, почему они тут стоят. То есть вдруг возникает такая неожиданность в кадре, и внезапно появляется дополнительное напряжение от этих гробов.