Своя гавань
Шрифт:
«Мартин молодец, — думала Галка, наблюдая за результатом деятельности своих канониров. — Вместо фитиля всунул в эти фугасы какие-то охренительные трубки. Маловато у нас пока таких снарядов. А то бы одним Алжиром дело не ограничилось».
Из-за мыса показался корабль. Фрегат, поднимавший все паруса и шедший в галфвинд. По размерам — не уступавший «Гардарике». То есть, в ближнем бою страшный противник. Вот на нём-то и развевалось зелёное знамя ислама.
— Ну, вот, Джек, и флаг пророка появился, — улыбнулась Галка. И рявкнула во всю мощь своей лужёной глотки: — По местам, братва! Грот и фок на гитовы! Право на борт!.. Приготовиться к развороту на левый борт, по моей команде спускать все паруса! Верхняя палуба — доложить готовность!
— Орудия готовы! — отозвался Пьер.
— По команде — огонь из всех стволов! Поднять сигналы! «Сварогу» и «Перуну» — продолжать обстрел форта; «Жанна», «Дюнуа», «Бесстрашный»
— С Богом! — дружным рёвом отозвались пираты.
После ремонта и модернизации на «Гардарике» не стало мидель-дека, что позволило заметно расширить кубрики и трюм. И теперь на флагмане Сен-Доменга было четыреста двадцать человек команды. Ох, несладко сегодня придётся их алжирским коллегам по ремеслу…
Раис Али-Мухаммед ничуть не удивился, увидев красно-белый корабль довольно странной конструкции, повернувший ему навстречу. Адмиральский вымпел… Что ж, кафиры не в первый раз посылают против Аль-Джазера своих флотоводцев. Но, если верить Нуньесу, во главе заморских разбойников стоит женщина. Женщина! Какой позор! Неужели неверные собаки не нашли для него, прославленного раиса, более достойного противника? Сражаться с женщиной — только позорить своё имя. Впрочем…
— Воины ислама! — Али-Мухаммед по обыкновению обратился к команде, воодушевляя её перед боем. — Вы видите этот красно-белый корабль? Кафиры, убоявшись подставляться под неодолимые удары ваших мечей, послали против нас презренных разбойников, выпущенных из тюрем, и поставили раисом этого корабля слабую женщину! Не свидетельствует ли это, что аллах покарал неверных, лишив их разума и тем самым предав в наши руки? И не является ли это знаком свыше о даровании нам победы?.. Да будет трижды благословен этот день, воины ислама!
Команда, как и следовало ожидать, ответила радостными возгласами, потрясая оружием.
— По местам! — скомандовал раис Али-Мухаммед. — Возьмём то, что даровано нам аллахом!
И «Меч Джебраила», поднимая паруса, пошёл навстречу красно-белому флагману. Ещё чуть-чуть — и можно разворачиваться на правый борт. Для залпа…
— Лево на борт!.. Паруса долой!.. Правый борт — огонь!!!
Когда все без исключения орудия правого борта дали залп, Галке в первый момент показалось, будто у неё лопнули барабанные перепонки. А «Гардарику» начало заметно заваливать на левый борт. Белый порох почти не давал дыма, и пираты имели возможность видеть, что сейчас творилось на палубе фрегата под зелёным флагом. Пушки алжирского корабля практически сразу открыли ответный огонь, но не все и не залпом, как предполагал вначале вражеский капитан. Потому что огонь «Гардарики» в первую очередь был сосредоточен на батарейных палубах противника. Пираты Мэйна, вдоволь натренировавшиеся на испанцах, уже давно приспособились к этой тактике: опередить врага хоть на мгновение и лишить его огневой мощи.
— Верхняя палуба — картечь, орудия готовы к бою! — гаркнул Пьер.
— Залпом, по верхней палубе противника — огонь!!!
От огня ещё не подавленного форта, расположенного на небольшом островке у гористого мыса, «Гардарику» прикрывали корпуса «Жанны» и «Дюнуа» — двух линкоров-близнецов, некогда взятых в битве с испанской эскадрой у Сен-Доменга. Линкоры удачно вклинились между фортом и баталией, и теперь имели прекрасную возможность стрелять сразу с двух бортов. Ещё более мощные «Сварог» и «Перун» обстреливали береговые укрепления, стоя на якоре. А к их бортам, обращённым в сторону моря, уже подтянули шлюпки для десанта. Фрегат «Бесстрашный» под командованием Влада уже подбирался к алжирскому бригу (тоже, видать, боевой трофей, мусульмане бригов не строили), и там, судя по всему, недолго ждать обмена любезностями из всех наличных стволов. А «Ле Арди» Граммона уже вовсю «приветствовал» парочку вёртких шебек. Несколько мелких алжирских кораблей проскочили мимо этих великанов и принялись обстреливать линкоры. Те немедленно огрызнулись залпами из бронзовых пушек… Словом, бухта Алжира, до сих пор служившая надёжным пристанищем и убежищем мусульманских пиратов, превратилась в ловушку для их же флота…
«Меч Джебраила», получив несколько разрывных снарядов в упор, стал очень быстро крениться на левый борт. И что бы раис Али-Мухаммед сейчас ни делал, как бы ни кричал, пытаясь принудить своих людей к повиновению и призывая страшнейшие проклятия на голову этой неверной — всё было напрасно. Фрегат вот-вот затонет, и не поможет ему ничто, кроме чуда.
А аллах почему-то с чудесами не торопился…
Красно-белый флагман кафиров снова поднимал паруса и разворачивался к югу. Готовился войти в гавань, дабы довершить разгром, учинённый там фрегатами неверных. Ну, кто
Грот-мачта, не выдержав нагрузки, обломилась в двух локтях от палубы и, обрывая ванты, рухнула в воду, задев самым кончиком корпус вражеского флагмана. Раис видел, что фрегат уже не спасти. Можно лишь спасать людей. Впрочем, воины уже прыгали за борт. До берега недалеко. Доберутся, а там присоединятся к янычарам в порту, дабы достойно встретить кафиров, когда те высадят десант… Капитан покидает свой корабль последним? Пусть неверные соблюдают это правило. Не так много в Аль-Джазере достойных раисов, чтобы разбрасываться их жизнями. Али-Мухаммед встал на планшир мостика по правому борту, готовясь прыгать в воду. И в какой-то миг, ещё колеблясь, оглянулся. На планшире, держась одной рукой за крюйс-стень-фордун, стояла эта неверная и отдавала приказы своей команде. В другой руке у неё был франкский абордажный палаш, а из-за кожаного пояса торчала рукоять пистолета. Расстояние было достаточное, чтобы раис разглядел её… Маленькая, худая, некрасивая. И властная. Такую бы он точно не ввёл в свой гарем. Вот какими, оказывается, становятся нечестивые франкские женщины, если дать им волю! Вне себя от ярости раис вытащил из-за кушака пистолет, взвёл курок и выстрелил. Промахнулся. Кафирка, только тут заметив его, громко рассмеялась и что-то крикнула. Её голос потонул в чудовищном грохоте: это артиллерия линкоров добила форт. Один из их дьявольских снарядов угодил в пороховой склад, и укрепления доблестного Хайраддина взлетели на воздух. Обломки посыпались на корабли в бухте — и на правоверных, и на кафиров. Один камень долетел даже до тонущего «Меча Джебраила» и пробил ему обнажившееся днище. Раис не стал дожидаться, пока фрегат потонет окончательно — спрыгнул в воду.
— Всё, они наши! Валим корабли и высаживаем десант!.. Хайме! Бери шлюпы, дуй на позицию!
Пираты Мэйна не жалели порох — ни чёрный, ни белый. Стрельба была такая, что обзавидовались бы все адмиралы Европы. Мусульманам, наверное, казалось, что гости явились начисто стереть с лица земли их город, причинявший франкам столько головной боли ещё со времён Барбароссы. Но флот Сен-Доменга явился сюда за добычей, а для того, чтобы добраться до алжирских сокровищ, о которых ходили легенды, следовало уничтожить их флот. Причём, уничтожить быстро. Без потерь, понятно, не обошлось: мусульмане тоже слыли отличными воинами. И капитаны, решившиеся идти на абордаж, очень хорошо это почувствовали. Пиратам Мэйна пришлось рубиться с пиратами Алжира со всей яростью, на какую они были способны. И применяя всю свою выучку. Это не испанцы, бросавшие оружие после пленения или гибели капитана. Тут приходилось вырезать всех дочиста: алжирцы сопротивлялись до последнего человека, как и предупреждали своих матросов капитаны. Но тем не менее факт остаётся фактом: спустя час с небольшим после первого залпа пираты Сен-Доменга практически полностью уничтожили алжирский флот, полтора века терроризировавший Средиземноморье.
6
— Тихо!
— А я и так тихо сижу! Чего ты?
— Вот найдёт нас тут боцман — выпорет обоих, это уж точно!
Под парусиновым тентом, пропитанным смолой, было нечем дышать. Двое мальчишек, незаметно проскользнувших на шлюп, который зачем-то подтянули к борту флагмана, поначалу сидели тихо, как мыши. Но жара и смоляная вонь были невыносимы даже для них, успевших уже и поработать на верфи, и походить на флагмане. И они начали потихоньку приподнимать тент. Вот тут-то Хайме их и застукал… Поначалу юнги пиратского флагмана подумали, что тут им и конец. Жаль, трудно было запомнить все те слова, которые на них обрушивал боцман. Хайме ругался сразу на полудюжине, если не более, языков. А знали ребята пока только родной испанский и французский.
Для обоих Хосе — юнги были тёзками и ровесниками — не было секрета, что Хайме сильно недолюбливает испанцев. Мягко говоря, недолюбливает. Но такого возмущения от него они не ожидали. В конце концов, никаких приказов они не нарушали, уже знали, что на этом корабле, дисциплина обязательна для всех. Подразумевалось, что они будут при лазарете. Но распоряжения идти в лазарет к доктору Леклерку им никто не отдал! А они, что, трусы — прятаться в боях под палубой? Вот, потихоньку и забрались на шлюп, куда не набивались, как сельди в бочку, пираты из десанта. Залезли под тент на палубе, там какие-то железяки — не смейтесь: с крылышками! — лежали. Среди каких-то прямых железяк. На пушки это точно не походило. Да и на снаряды… вы видели где-нибудь снаряды с крылышками?