Своя гавань
Шрифт:
— Замолчи, — негромко, но гневно проговорил Эшби.
— Я-то могу замолчать, только это уже ничего не поменяет! Пока ты тут шпагой машешь, король уже твою жену…
Жером не договорил. От сильнейшего толчка в грудь он попросту сел наземь.
— Не смей так говорить о ней, — в голосе Джеймса, всегда таком приятном и ровном, прорезалось плохо сдерживаемое рычание. — Не смей, слышишь? А если ты ещё раз рот раскроешь, я тебя убью, и плевать, что ты мой друг.
Вбросив одним красивым движением шпагу в ножны, Эшби развернулся на каблуках и ушёл — быстрым пружинящим шагом, выдававшим крайнюю степень ярости.
— Ну и дурак ты, Меченый, — ухмыльнулся Граммон. — Хоть и умный, а всё равно дурак.
— Когда пьёшь, закусывай, — добавил от себя Хайме. — Вот первая заповедь настоящего морского волка, парни. — Эти слова он обратил вроде бы притихшим юнгам, но глазом всё равно косил на Жерома. — Выпивка, конечно, дело
Жером вскочил и, ни слова не сказав, раскачивающейся моряцкой походочкой продефилировал к отведенному им флигелю.
…Улыбайся, дорогуша. Ты попала в такое место, где все улыбаются, даже если на деле готовы растерзать друг друга. Улыбайся им. Не то сожрут, и косточек не оставят.
Почему девять из десяти собравшихся готовы съесть меня без соуса? Мотив первый: жилплощадь. Нас, посольство, поселили в Министерском флигеле, и я грешным делом подумала, что тут все живут так роскошно. Оказывается, не все. Между прочим я познакомилась с одной немолодой, недалёкой, но очень доброй женщиной. И так же между прочим наведалась к ней в гости. Мамочки! В такой конуре и кошке было бы тесно! А ведь дама не из последних: из свиты королевы… Когда я узнала, что придворные живут в таких вот…гм…условиях, тогда мне и стало понятно, почему на нас косо смотрят. Не все же тут такие добрые и совершенно не завистливые люди, как моя новая знакомая.
А вообще-то тут считается нормой подонковский лозунг: «Наш девиз четыре слова: тонешь сам — топи другого». Друг друга поедом едят, что уж говорить о чужаках?..
Мотив второй… Как бы это помягче выразиться… Запах. Точнее, вонь. Я такой, прошу прощения, «букет» в последний раз нюхала на «Ле Арди» Граммона, и то там не так ядрёно «благоухало». Его морские волки хотя бы время от времени вынужденно моются во время ливней и штормов. Тут народ попросту месяцами не купается и неделями не меняет, пардон, нижнее бельё. А чтобы не так сильно разило, поливается духами. Представляете себе амбре? Женщины, знатные дамы и девицы, смердят ничуть не лучше мужиков! Но и это ещё не всё: тут, понимаете ли, не предусмотрено никаких общественных туалетов. Ночные горшки есть только у королевского семейства, мадам де Монтеспан и у нас, послов. Благородные господа и прекрасные дамы справляют малую и большую нужду за ближайшим углом, где приспичит. И нам приходится внимательно смотреть под ноги, не то недолго «подорваться на мине»… М-да… Когда по Версалю разнеслись слухи о том, что мы раз в три дня заставляем прислугу таскать горячую воду в наши апартаменты и с той же частотой обращаемся к прачкам, над нами начали потешаться. «Варвары», мол. Я терпела недолго. Высказалась. Откровенно и без прикрас. «Мадам, вы в каком году в последний раз мылись?» — «Фи, как вы невежливы, генерал!» — «Уж лучше быть невежей, чем свиньёй…» Дама немедленно хлопнулась в обморок, а за мной закрепилась репутация скандалистки. Надо отметить, что маркиза де Монтеспан на этом удручающем фоне выглядит очень даже пристойно. Еженедельно принимает ванну. Король вряд ли следует её примеру, но воняет от него не так мощно, как от окружения. Видимо, бельё меняет чуток почаще прочих. А после скандала… Словом, весь двор приметил, что его величество изволил в тот же вечер вымыться. А я приметила, что после этого мне стали чаще кланяться…
Мотив третий: внимание короля, будь оно неладно. То, от чего меня с души воротит, любая из этих графинь и маркиз сочла бы за невозможное счастье, и сама задрала бы юбки перед королём. Впрочем, некоторые так и делают. А король продолжает свои ухаживания: то цветы пришлёт, то какие-нибудь деликатесы (которые мы с удовольствием уплетаем всей компанией), то вот вчера догадался подарить великолепнейшую толедскую шпагу. Дошло наконец, от чего я не в состоянии отказаться: от отличного клинка. А когда я явилась на прогулку с этой шпагой на перевязи, сиял, как новый пятак… Придворные всё это прекрасно видят, и делают свои, придворные выводы. Мол, восходит новая звезда, и не грех к этой звезде заранее подольститься, дабы она могла составить протекцию и выбить из короля какие-нибудь милости для просителя… Ненавижу эти согнутые в поклоне спины, эти подобострастные улыбочки, эти заискивающие взгляды. Ненавижу, потому что знаю, какова их оборотная сторона. Эти сволочи — людьми их язык не поворачивается назвать — думая, будто мне сие приятно слышать, начинают всячески хаять королевскую фаворитку де Монтеспан. Рявкнула на одного, на второго. Остальные усвоили урок, заткнули свои вонючие (во всех смыслах) пасти. Но страх, который я стала замечать в их взглядах, ненавижу ещё больше. Стоит мне оступиться, допустить ошибку,
Будь его величество чуток поумнее, он бы никогда не принял игру по моим правилам. Но сейчас игра идёт полным ходом, и ставка в ней — по крайней мере, для меня — жизнь. Да, да, жизнь…
7
— Никогда не думала, что буду настолько рада приезду испанского посла.
Именно так высказалась Галка, когда узнала, что в соседние комнаты наконец-то въехало посольство его католического величества короля Испании. Но когда гостям из Сен-Доменга стало известно имя посла, они дружно заподозрили, что тут не обошлось без некоей договорённости между Людовиком Четырнадцатым и испанской королевой-регентшей Марианной. А как иначе можно объяснить тот факт, что послом, на которого возложили обязанности подготовить почву для мирных переговоров, оказался отставной вице-король Новой Испании дон Антонио Себастьян де Толедо Молина-и-Салазар? Этот знал пиратов как облупленных, и наверняка отрастил на них несколько весьма острых зубов. Но Галка слышала об этом испанце и другое: это был не только ловкий политик и интриган. Дон Антонио в своё время создал буквально из ничего разведслужбу Новой Испании, структуру которой пираты Сен-Доменга взяли за пример для построения аналогичной конторы у себя. А это означало, что главе внешнеполитического ведомства республики — то есть, Галке — придётся туго. Уж больно соперник серьёзный. Но Галка радовалась. Теперь, по крайней мере, у неё появился шанс, во-первых, выяснить, насколько Испания желает мира и что готова за него отдать, а во-вторых, есть хороший предлог отвертеться от осточертевших прогулок с его величеством. «Величество! — возмущалась она наедине с Джеймсом (как обычно в таких случаях переходя на русский язык). — Мнит себя чёрт-те кем, а на деле весь его государственный ум находится в голове у месье Кольбера! О чём бы мы ни говорили, обязательно свернёт на тему „ниже пояса“! Абсолютный монарх, чтоб его…» И Джеймс, и вся «банда» вполне разделяла это мнение, но поделать они ничего не могли. Ведь и правда: абсолютный монарх…
Первого июня король дал аудиенцию дону Антонио со свитой. В том же Салоне Дианы. Но, поскольку Франция и Испания находились в состоянии войны, приём был достаточно холодным и надолго не затянулся. Испанец со свитой покинул салон с очень нехорошим предчувствием: следовало немедленно отписать в Мадрид, а что отписывать? Делать внешнеполитические выводы исходя только из одного неприязненного отношения короля? Он, конечно, властитель Франции, но ещё не было встречи ни с маркизом де Помпонне, ни с Кольбером, ни с этой пиратствующей дамой. Встречаться с пираткой у благородного испанца не было никакого желания, но Кубу, увы, можно вернуть только с её согласия. И то если предложить что-нибудь взамен. Так что ему, дону Антонио, сейчас никто бы не стал завидовать…
— Дон Антонио, — в дверь тихонько постучал капитан Альварес, несший караул у покоев господина посла. — Могу я войти?
— Входите, капитан.
«Что там ещё случилось?..»
— Дон Антонио, — молодой офицер учтиво поклонился. — Некая молодая дама просит принять её.
— Я не принимаю молодых дам в столь позднее время, Альварес, — раздражённо ответил посол.
— Но эта дама — генерал Санто-Доминго, сеньор.
Несколько секунд дон Антонио осмысливал услышанное. Сама просит о встрече? Тут возможны лишь три варианта: либо эта женщина сошла с ума, либо её дела идут не так уж гладко, либо она ведёт самостоятельную политику в обход короля Франции. Последнее было куда более вероятно — исходя из того, что дон Антонио знал об этой даме.
«Интересный расклад, — мысленно усмехнулся он. — Если всё так и есть, то игра становится довольно интересной».
— Просите, — кивнул он капитану.
Альварес исчез. Не прошло и полминуты, как дверь снова открылась. В комнату вошли двое. Дон Антонио не знал этих людей в лицо — не довелось встречаться даже в его бытность вице-королём — но если верить словесным портретам, составленным его службой, то к нему в гости препожаловали мистер и миссис Эшби. Первый штурман пиратского флота и «генерал Мэйна» собственной персоной… Дама верно оценила его ироничный и немного ностальгический взгляд.
— Вы бы дорого дали, чтобы наша встреча произошла на пять или шесть лет раньше, дон Антонио, — она любезно улыбнулась.
— Неисповедимы пути Господни, сеньора, — пожилой гранд усмехнулся в ответ. — Присаживайтесь. И вы, сеньор Эшби, тоже. Надо полагать, вы не просто так решили побеспокоить старика в такое позднее время.
— Нам есть что обсудить, не так ли? — дама присела в кресло как раз напротив письменного стола, за которым сейчас сидел дон Антонио. — Причём, именно в таком конфиденциальном режиме.