Священный цветок
Шрифт:
В конце площади, недалеко от ограды королевского жилища, стояло пятнадцать столбов на таком же числе возвышений. Эти возвышения были сделаны с тем расчетом, чтобы зрелище казни было видно всем. Земля для них была взята (по крайней мере, частью) из пятнадцати глубоких могил, вырытых у их подножия.
Столбов, собственно говоря, было семнадцать, так как по обоим концам всей линии стояло по особому широкому столбу, которые предназначались для двух ослов, по-видимому тоже приготовленных к расстрелу. На открытом месте перед столбами стояло большое число воинов. Тут же находились Бауси, его советники, некоторые из его жен, Имбоцви, раскрашенный отвратительнее
– Король Бауси! – сказал я, проходя мимо короля мазиту. – Ты убийца, и небо отомстит тебе за это преступление. Если прольется наша кровь, то ты скоро умрешь и встретишься с нами там, где мы имеем силу, а народ твой будет истреблен!
Мои слова, казалось, испугали его, так как он ответил:
– Я не убийца! Я казню вас за то, что вы похищаете людей. Кроме того, к смерти приговорил вас не я, а Имбоцви, главный колдун, сказавший мне о вас все. Его дух говорит, что все вы должны умереть, если не появится и не спасет вас мой брат Догита. Если Догита придет (что невозможно, ибо он мертв) и поручится за вас, я буду знать, что Имбоцви злостный лжец, и вместо вас умрет он.
– Да, да, – запищал Имбоцви. – Если придет Догита, как предсказывает этот ложный колдун, – он указал на Мавово, – то должен буду умереть вместо вас я, белые работорговцы. Да, да, тогда вы можете расстрелять меня из луков!
– Король и народ мазиту! Запомните эти слова, ибо они должны быть исполнены, если придет Догита, – твердым голосом сказал Мавово.
– Я помню их, – ответил Бауси – и клянусь моею матерью за весь народ в том, что они будут исполнены, если только придет Догита.
– Хорошо! – воскликнул Мавово, направляясь твердой поступью к указанному ему столбу.
По дороге он что-то шепнул Имбоцви на ухо, что, по-видимому, испугало это исчадие сатаны, так как он отшатнулся и задрожал. Однако он скоро оправился и через минуту начал отдавать приказание тем, на кого была возложена обязанность привязать нас к столбам.
Это было сделано просто: наши руки были связаны позади столбов, из которых каждый был снабжен двумя выступающими вперед кусками дерева, проходившими у нас под мышками и лишавшими нас возможности шевелиться. Стивен и я были помещены на почетном месте. Английский флаг, по требованию Стивена, был укреплен на верхушке его столба. Мавово был привязан справа от меня, остальные зулусы – по обе стороны от нас. Ханс и Самми занимали крайние столбы (к самым крайним были привязаны бедные ослы). Я заметил, что Ханс был очень сонный; вскоре после того как он был привязан, его голова опустилась на грудь. Очевидно, на него подействовало снадобье, и я почти раскаивался в том, что не принял, когда имел возможность, небольшое количество этого снадобья.
Когда все было готово, Имбоцви начал обходить столбы и осматривать, хорошо ли мы привязаны. Кроме того, он на груди каждого из нас рисовал мелом кружок – род мишени для удобства стрелков.
– А, белый человек! – сказал он, разрисовывая мелом мою охотничью куртку. – Больше никому ты не сожжешь волосы своим магическим щитом. Никому и никогда, ибо я буду попирать ногами землю, в которой ты будешь лежать, и твое имущество будет принадлежать мне!
Я ничего не ответил. Что было толку говорить с этим гнусным животным? Имбоцви подошел к Стивену и начал разрисовывать его. Стивен, возмущенный, закричал:
– Убери прочь свои грязные руки! – и, подняв ногу, которая не была
– Да! Хорошо сделано, Вацела! – воскликнули зулусы. – Мы надеемся, что ты убил его.
– Я тоже надеюсь на это, – сказал Стивен.
Толпа зрителей была крайне изумлена, видя такое обращение со священной особой главного колдуна, которого, по-видимому, все очень боялись. Только Бабемба весело улыбался, да и король Бауси не проявлял особенного неудовольствия.
Но убить Имбоцви было не так легко. С помощью других негодяев – младших колдунов – он с проклятиями выкарабкался из могилы, весь в грязи, покрывавшей ее дно.
После этого я перестал обращать внимание на все окружающее. Видя, что мне остается жить всего полчаса, я занялся другим.
XI. Прибытие Допеты
В этот день солнечный закат был так же красив, как и восход. Надвигалась гроза, которой в Африке всегда завершается большое скопление туч. Солнце заходило, словно большой красный глаз, на который внезапно опустилось черное веко – облако с бахромой пурпурных ресниц. «В последний раз смотрю я на тебя, старый дружище», – думал я.
Сумерки сгущались. Король оглядел небо, будто опасаясь дождя, потом что-то шепнул Бабембе, который кивнул головою и направился к моему столбу.
– Белый господин! – сказал он. – Слон желает знать, готов ли ты, так как скоро станет слишком темно для стрельбы?
– Нет, – решительно ответил я. – Я буду готов не раньше чем через полчаса после заката солнца, как это было условлено. Бабемба отправился к королю, потом снова вернулся ко мне.
– Белый господин! Король говорит, что уговор остается уговором и он сдержит свое слово. Только ты не должен бранить его, если стрельба будет плохой. Он не знал, что вечер будет таким пасмурным, так как в это время года редко бывает гроза.
Становилось все темнее и темнее. Мы были словно среди лондонского тумана. Густые толпы народа казались берегами, а стрелки из луков, сновавшие взад и вперед, готовясь к стрельбе, – тенями подземного царства. Раза два блеснула молния, сопровождавшаяся после некоторой паузы отдаленными раскатами грома. Воздух становился душным и тяжелым. Никто в толпе не говорил и не двигался. Даже Самми прекратил свои стоны, – я полагаю потому, что выбился из сил и лишился чувств, как это бывает с осужденными перед самой казнью. Все носило какой-то торжественный отпечаток. Природа, казалось, присоединилась к общему настроению и приготовила для нас величественный покров…
Наконец я услышал звук луков, вынимавшихся из колчанов, потом пискливый голос Имбоцви:
– Подождите, пока не поднимется вот это облако, – говорил он. – За ним есть свет. Тогда вам будет виднее.
Облако начало очень медленно подниматься. Из-под него полился зеленоватый свет.
– Можно ли стрелять, Имбоцви? – спросил голос начальника стрелков из лука.
– Нет еще, нет. Не стреляйте до тех пор, пока народ не сможет видеть, как они умрут.
Облако поднялось еще выше. Зеленоватый свет, отбрасываемый заходящим солнцем, превратился в огненно-красный и отражался на густой черной туче вверху. Казалось, будто весь ландшафт пылал, между тем как небо над нами носило по-прежнему чернильный оттенок. Снова сверкнула молния, осветившая лица многотысячной толпы зрителей. Эта вспышка молнии, казалось, зажгла край нависшего облака. Свет становился все сильнее и сильнее, все краснее и краснее.