Священный огонь
Шрифт:
– Поль, вы, наверное, думали, что я мертва, когда шли сюда?
– В этом мире чего только не бывает. – Поль распахнул дверки буфета, вынул оттуда ложки, миски и бокалы. – Я решил, что мне нужно поторопиться, чтобы прийти сюда первым, вот и все.
– Исправить положение самому, пока не вмешаются власти?
– Если угодно. – Он подал ей красивую керамическую миску с кукурузной кашей и тонкий фарфоровый бокал с минеральной водой. – Вы почувствуете себя не такой разбитой, когда съедите все это. – Он и себе положил
Она отпила глоток шипучей минералки.
– Merci beaucoup.
– Майа, английский язык прекрасен. Я программист. Я из племени поклонников глобального технического арго. Мы можем без труда общаться по-английски. Бороться с этим в наши дни просто глупо.
Они сели на постель и ели эту вкусную желтую кашу. От этой приятной трапезы она почувствовала себя пятилетней девочкой. Майа была очень слаба, у нее было подавленное настроение, она могла сорваться в любую минуту. Но противостоять Полю не имело смысла.
– Со мной нелегко разговаривать, когда я в таком состоянии, – сказала она. – Вчера ночью мы поспорили, и я его расстроила. Не надо было беседовать с ним по душам поздно ночью, из-за этого ему стали сниться кошмары. – Она вздохнула. – Кроме того, сегодня утром я просто полумертвая.
– Вовсе нет, – возразил Поль. – Без косметики и со своими волосами у вас очень выразительное лицо. Пожалуй, не как с глянцевой обложки, но способное произвести большое впечатление. В меланхолическом одиночестве есть важный элемент – Wettschmerz. И сейчас у вас вид почти как у святой.
– Вы очень чуткий и тактичный.
– Нет, я говорю как эстет.
– Что вы делаете в Штутгарте, Поль? Мне очень жаль, что сегодня я оторвала вас от работы. А чем вы занимаетесь?
– Я программист. Преподаю в университете.
– Сколько вам лет?
– Двадцать восемь.
– И они позволили вам преподавать в таком возрасте?
– Европейская университетская система очень старая, запутанная и бюрократическая, но если у вас есть публикации и спонсоры да к тому же об этом просят студенты, то вы можете преподавать. Даже в двадцать восемь лет. – Он улыбнулся. – C'est possible.
– А что вы преподаете?
– Создание виртуальных миров.
– Да, конечно. – Она снова кивнула головой. – Знаете, я хочу найти человека, который мог бы научить меня фотографировать.
– Это Йозеф Новак.
– Кто?
– Йозеф Новак, он живет здесь, в Праге. Вряд ли вы знакомы с его работами. Но он был великим мастером. Одним из создателей ранней виртуальности. Я не уверен, что у Новака до сих пор есть ученики, хотя, конечно, его имя первым приходит на ум.
– Он геронтократ?
– Геронтократ? Хорошего учителя никогда нельзя презирать. Разумеется, Новак человек нелегкий в общении. Глубокие старики редко бывают легки в общении.
– Йозеф Новак... постойте, не он ли придумал защитные покрытия для компьютерных столов под названием
– Это было задолго до моего рождения. – Поль усмехнулся. – В молодости Новак работал без устали и был очень плодовит. Но теперь все его работы, конечно, пропали. Невосполнимая потеря ранних компьютерных стандартов и позиций... это великая культурная катастрофа.
– Разумеется, «Стеклянный лабиринт», «Скульптурные сады», «Исчезнувшие статуи» – все это сделал Йозеф Новак. В то время это было невероятно популярно! Просто потрясающе! А я и понятия не имела, что он еще жив.
– Он живет рядом с вами, в соседнем квартале.
Она села.
– Неужели? Так давайте навестим его! Познакомьте меня с ним, ладно?
Поль посмотрел на часы.
– Сегодня днем у меня лекция в Штутгарте... Боюсь, времени у меня в обрез.
– О, конечно. Простите меня.
– Но я рад видеть, что вы себя намного лучше чувствуете.
– Эти болеутоляющие сняли раздражение. Огромное спасибо. А после еды мне всегда лучше.
– Итак, вам известны ранние вещи Йозефа Новака. Да вы настоящий знаток, Майа. Это очень интересно. Это замечательно. Сколько же вам лет?
– Поль, может быть, мне лучше не общаться с Эмилем несколько дней? Ему пойдет на пользу, если я с ним ненадолго расстанусь. Я делаю это вполне сознательно. Что бы вы мне посоветовали?
– Уверен, что завтра утром Эмиль поправится. С ним почти всегда так бывает. Я вижу, вы мудро поступаете. Здраво и разумно.
– Возможно, я просто попутешествую эти дни. Вы не станете возражать, если я поеду с вами в Штутгарт в одном поезде? Мы поболтаем в дороге. Если вам это не помешает.
– Нет, никоим образом. Я с удовольствием составлю вам компанию.
– Я сейчас оденусь. Ладно?
В студии не было укромного уголка, где она могла бы незаметно одеться. Молодых не слишком беспокоили правила приличия, они и не стремились уединиться. Майа неловко натянула на себя узкие брюки и надела свитер. А Поль с безразличным видом принялся мыть руки.
Она поглядела в карманное зеркальце и пришла в ужас. Такое лицо в равной мере могло испугать и при дневном свете, и при яркой неоновой вспышке. Это не было лицом молодой женщины. Майа увидела бледное, какое-то измученное, искаженное от странной, тайной боли постчеловеческое лицо. Оно почти не поддавалось описанию, это словно вылепленное восковое лицо старомодного пластикового манекена.
Она подбежала к кухонной раковине и нанесла на лицо скраб. Протерла тонизирующим лосьоном. Использовала средство для уменьшения пор. Нанесла стягивающую пленку. Намазалась кремом. Нарумянилась. Подкрасила ресницы тушью. Загнула их специальными щипчиками. Взяла корректирующий карандаш. Подвела брови. Но забыла почистить зубы. Ничего, с зубами можно как-нибудь обойтись.