Святая Олимпиада и другие диакониссы древней Церкви

Сборник

В скором времени тайная злоба Феофила вышла наружу. Давно ожидаемый им удобный случай ко мщению не замедлил представиться.

Однажды Константинопольский архиепископ потребовал диакониссу Олимпиаду к себе. В это время он только что дал приказание отвести в помещения при храме Святой Анастасии пятьдесят нитрийских иноков, между которыми были и четыре знаменитых отшельника – «длинные братья», прозванные так из-за своего необыкновенно большого роста и по чрезмерной худобе тела, свидетельствовавшей об их суровой жизни. Невинно обвиненные Феофилом в Оригеновой ереси, насильственно выгнанные им из Нитрийской пустыни, – иноки после долгих бедствий и странствования пришли, наконец, к патриарху Константинопольскому, ища у него защиты и правосудия. В беседе с этими святыми людьми Иоанн Златоуст убедился в их невиновности и потому принял их под свое покровительство, но при этом не забыл соблюсти все правила предосторожности.

Отпуская иноков, святитель сказал: «Братья, вы не поселитесь в моем доме, потому что я не имею права принимать к столу моему и под кров мой людей, осужденных и отлученных, пока их осуждение не будет опровергнуто канонически и снято запрещение; но я помещу вас в келлиях моей церкви Святой Анастасии, где диакониссы мои позаботятся, чтобы вам ни в чем не было недостатка. По той же причине вы не можете быть допущены до Святого Причастия; но во всяком случае я разрешаю вам разделить с нами молитвы в церкви»⁴⁵.

Святой Олимпиаде Златоуст поручил попечение о пятидесяти иноках, лишенных решительно всего. Он просил ее договориться с матронами города, чтобы доставить пищу и одежду этим несчастным. Олимпиада, по-видимому, в точности исполнила приказание епископа и вместе с диакониссами приложила все старания, чтобы успокоить гонимых Феофилом уважаемых отшельников Нитрийской пустыни.

Между тем время пребывания иноков в помещениях, им отведенных, все более и более затягивалось, так как переговоры Константинопольского патриарха с Феофилом Александрийским задерживались и по проискам последнего принимали неблагоприятный оборот. Иоанн Златоуст и святая Олимпиада, видя, что доброхотных пожертвований не хватает на содержание такого количества иноков, давали свои средства с тем, чтобы несчастные ни в чем не терпели нужды.

Узнав об этом, Феофил стал позорить святую диакониссу скверной клеветой. Однако никто не поверил его лжи, так как всем была известна святая жизнь Олимпиады. Изливая свою злобу на святую ученицу Златоуста, Феофил прикрывал свой адский замысел воспользоваться этим случаем, чтобы обвинить патриарха в ереси Оригеновой и, если возможно, погубить его.

Власть тьмы настойчиво силилась погасить яркий и чистый духовный свет. Тучи злобы и коварства все более сгущались над головами сынов света. Святая Олимпиада уже шесть лет провела под мудрым руководством святого Иоанна Златоуста, на которого смотрела как на духовного отца и друга, почти как на святого, и вдруг ярые волны злобы и ненависти нахлынули на предстоятеля Константинопольской Церкви. Великая смута подобно урагану пронеслась над столицей, а затем и над всем Востоком, произвела гибельный раскол в Церкви, поразила доброго пастыря и рассеяла его верное стадо. Олимпиада вместе с другими переживала великие скорби Златоустого архипастыря. Мы увидим, что с этого времени наступил для нее целый ряд испытаний, среди которых еще более раскрылось богатство ее духовных дарований. Достаточно сказать, что ее верность страдающей Церкви и законному епископу не ослабела ни от угрозы изгнания, ни от угрозы лишения имущества и разного рода оскорблений, ни даже под орудиями пытки.

Повесть об остальной жизни святой Олимпиады и ее святого наставника Иоанна Златоуста составляет одну из печальных страниц в истории Церкви. Интриги, насилия, низость торжествовали, а добродетель была поругана. Только Богу ведома вся душевная скорбь, которую переживала святая диаконисса в то время, когда собирался в Халкидоне нечестивый собор «при Дубе», созванный Феофил ом против Златоуста. По двадцати трем пунктам нелепых обвинений епископы нечестивого и не признанного Церковью собора осудили праведного патриарха Константинопольского на изгнание. Как тяжело было почитателям святого Златоуста, когда тайно от верного ему народа, во избежание излишней смуты, он предал себя в руки воинов и был уведен в ссылку. Тогда сама природа и голос огорченного, осиротевшего народа свидетельствовали о невинности святителя, и императрица, устрашенная сильным ударом грома и землетрясением, заставившим содрогнуться все здания дворца, вынуждена была уступить просьбам народа и вернуть ему любимого пастыря.

На некоторое время мир водворился в Церкви Константинопольской. Однако святая Олимпиада, сторонники патриарха и любимый им народ недолго наслаждались спокойствием. Не прошло и двух месяцев, как снова вскипела злоба врагов против Златоуста. Святая диаконисса Олимпиада снова пережила великую скорбь из-за разлада императрицы с патриархом, вторичного вторжения епископа Александрийского с его сторонниками в столицу, вопиющих несправедливостей второго нечестивого собора «при Дубе», вторично осудившего доброго пастыря на заточение, хотя и временное, в его патриаршем доме впредь до окончательного решения его судьбы. Таким образом текли события до Великой Субботы 404 года. Надо заметить, что в древней Церкви в Великую Субботу, равно как и накануне Пятидесятницы, обыкновенно происходило Крещение большинства оглашенных. Совершал его обычно сам епископ.

В Великую Субботу, 17 апреля 404 года, в храме Святой Софии собралось около трех тысяч новообращенных, которые, расположившись под галереями, ожидали часа Крещения. Иоанн Златоуст, невзирая на свой плен, отправился в храм, где при его появлении началась обедня.

«Служба шла своим чередом. Заклинания уже были произнесены, миро и святая вода освящены; диаконы и диакониссы были на своих местах, обменивая одежды, и новообращенные по порядку погружались в купелях, – как вдруг страшное смятение послышалось у дверей и ряды солдат с мечами наголо наводнили внутренность храма. Они сначала схватили архиепископа, которого грубо влекли по переходам вон из церкви, невзирая на его протест; затем, разделившись на два отряда, одни побежали в крещальню, другие направились через неф церкви к амвону и алтарю. Вошедшие в мужскую крещальню очистили купели ударами мечей, без разбору поражая и оглашенных, и духовенство; в этой схватке многие были ранены “и воды возрождения человеков, – говорит нам один из свидетелей этих насилий, – были обагрены человеческой кровью”⁴⁶. В крегцальне женской зрелище было еще более прискорбное. Несчастные женщины, полуодетые, бросались по церкви в различные стороны в ужасе, с громкими криками⁴⁷. Солдаты, двинувшиеся к алтарю, силою отворили его двери и там произвели осквернения святыни, о которых одно воспоминание полвека спустя приводило в негодование церковных писателей, передавших нам об этом. Многие из этих грубых солдат были язычники, они подняли нечистую руку на Святые Дары, и Святая Кровь обрызгала их одежды»⁴⁸.

Что же было потом? Сердце каждого, кому дорого было все святое, должно было дрогнуть при виде того, что происходило… Епископы, враждебные святому Иоанну, всеми мерами преследовали его приверженцев, добиваясь от императора указа за указом.

Церкви были пусты; всякие собрания верных вне храмов были запрещены как выражение возмущения. С этой минуты в недрах Константинопольской Церкви резко обозначается раскол, или «гибельная схизма». Мы выясним суть раскола, чтобы последующие события в жизни святой диакониссы Олимпиады были нам понятнее. Схизматиками и раскольниками для врагов Златоуста были его приверженцы, а для оставшихся верными законному патриарху, напротив, схизматиками были враги Иоанна. Враги Златоуста требовали от его сторонников евхаристического общения с ними и в знак отречения от союза с «незаконно низложенным» патриархом заставляли каждого входящего в церковь произносить анафему на его святое имя.

Друзья Златоуста и его приверженцы не могли согласиться причащаться из рук изменников законного патриарха, не могли анафематствовать Иоанна, не хотели входить в сношения с врагами его. Насилие, кровопролития, тюремные заключения были естественным следствием схизмы. Жители столицы вели междоусобную войну.

Но обратимся к Олимпиаде. Что делала она в это время? До глубины души потрясенная всеми бедствиями Церкви, она, тем не менее, становится поистине Ангелом хранителем для Иоанна Златоуста, заключенного снова в патриархии. Здесь вместе с окружавшими его близкими друзьями она смягчала своими неустанными заботами о нем тяжесть его положения.

Теперь время выяснить одну новую черту характера святой Олимпиады, с которой нам предстоит случай скоро познакомиться. Мужественная и твердая в перенесении всех невзгод жизни, лично ее касающихся, сильная до героизма в собственных страданиях, она была слаба, если ей приходилось переживать страдания других. Она не только переживала болезненно несчастья друзей, но и мучилась из-за погибели душ врагов Церкви. Что же должна была выстрадать душа ее при виде страданий Иоанна Златоуста? Это не поддается описанию. По некоторым выражениям из писем Златоуста к Олимпиаде нам открываются сокровенные тайники души святой диакониссы в их истинном свете.

Мы видим также, что самая тесная духовная дружба связывала Олимпиаду со святителем. Никогда привязанность более живая и трогательная не существовала между двумя людьми, сближенными только узами духовными.

«То был один дух в двух телах, или то были две подобные души, взаимно друг другу подчиненные. Я пользуюсь здесь самими выражениями великого нравственного учителя, которые употребляет он, когда в своих сочинениях хочет определить любовь христианскую. Любовь Олимпиады была нежна, и преданность ее достигла крайних пределов… Любовь Златоуста, энергичная и властная, поддерживала Олимпиаду в минуты ее слабости, как нежное растение, которое нуждается в опоре и поддержке»⁴⁹.