Святоотеческие наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу
Шрифт:
56) Недовольно для спасения нашего молиться, если при том не будем молиться по тем законам, которые положил для сего Христос. Какие же Он положил законы? Молиться за врагов, хотя бы они много нас опечалили. И если не будем этого исполнять, то погибли мы, как видно из того, что было с фарисеем. Ибо если этот, не против врагов молясь, а только потщеславившись, такое понес наказание, то какое наказание ожидает тех, которые многие и долгие творят молитвы против врагов! Что делаешь ты, человек? Стоишь, испрашивая прощения грехов, или гневом наполняешь душу свою? Когда надлежит нам быть кротчайшими всех, потому что беседуем к Господу всемилостивому, молимся Ему о грехах своих, просим себе милости, человеколюбия и прощения; тогда ли прилично свирепствовать, предаваться зверству и горечью исполнять уста свои? И как, скажи мне, можем мы с тобою улучить спасение, вид держа просителей, а слова произнося гордостные и преогорчевая тем своего Владыку? Вошел ты, чтоб уврачевать собственные свои раны: это время умилостивления, время умоления и стенаний, а не гнева, – слез, а не раздражения, – сокрушения, а не негодования. Зачем возмущаешь порядок вещей? Зачем сам против себя воюешь? Зачем разоряешь собственное построение? Молящемуся прежде всего другого надлежит быть мирну душою, иметь ум, смиренно настроенный, и сердце сокрушенное; а против врагов вопиющий никак не может ничего такого исполнить, потому что он полон гнева и не способен иметь кроткие чувства [3, 366].
57)
58) Не говори: грешен я, не имею дерзновения, не смею молиться. Тот и имеет дерзновение, кто думает, что не имеет дерзновения; как наоборот, кто думает, что имеет дерзновение, отнимает силу у дерзновения, как фарисей. Кто почитает себя отверженным и бездерзновенным, тот паче будет услышан, как мытарь. Смотри, сколько на это имеешь примеров, – Сирофиникиссу, мытаря, разбойника на кресте, друга в притче, три хлеба просившего и получившего их не по дружбе, а по неотступности прошения. Всякий из этих, если б сказал: грешен я, постыжден и потому не могу приступить с прошением, ничего бы и не получил. Но как каждый из них не на множество взирал грехов своих, но на богатство человеколюбия Божия, то воздерзновенствовал и восприял смелость, и будучи грешником, стал просить того, что выше его достоинства, и получил, чего желал. Воспоминая все сие, будем молиться непрестанно, с трезвением, дерзновением, с благими надеждами, со многим усердием. Будем молиться и за врагов и за друзей, и конечно получим все благопотребное. Человеколюбив бо есть Даятель, – и не столько мы желаем получать, сколько Он желает давать [3, 370—1].
59) Хотя и вне церкви находишься, взывай и говори: помилуй мя! не губами только шевеля, но из сердца вопия. Ибо Бог слышит и молча вопиющих к Нему. Не место требуется, но благонастроенное сердце. Иеремия во рве тинном был и Бога имел с собою; Даниил в яме со львами сидел, и Божиим покрываем был благоволением: три отрока, в пещь огненную вверженные, хвалебными песнями Бога преклонили на милость; разбойник распят был, но крест не помешал ему рай отверсть; Иов сидел на гноищи, и Бога милостивым к себе соделал; Иона во чреве китове был, и Бог услышал его. Хоть в бане будешь молись, хоть в пути, хоть на одре, – и где бы ты ни был, молись. Ты сам – храм Божий, не ищи другого места для молитвы: нужно только молитвенное настроение ума и сердца. Море было впереди, позади Египтяне, посреди Моисей. Для молитвы крайнее стеснение, и однако же молитва была пространнейшая. Позади гнались Египтяне, впереди стояло море, посреде – молитва. Моисей ничего не говорил, но Бог сказал ему: что вопиеши ко Мне (Исх. 14, 15)? Уста не говорили, но сердце вопияло. И ты, возлюбленный, всегда и везде так прибегай к Богу! Бог – не человек, чтоб идти к Нему в известное место. Он всегда и везде близ есть. Если желаешь о чем-либо просить человека, спрашиваешь, что он делает, занят чем или отдыхает. Идя к Богу, ничего такого разведывать не нужно. Где ни приступишь к Нему и ни призовешь Его, слышит. Скажи: помилуй мя, – и Бог уже близ есть. Еще глаголющу ти, говорит Он сам, реку: се Аз (Ис. 58, 9). О глас, преисполненный человеколюбия? Не ожидает и окончания молитвы: не успеешь кончить молитвы, как уже получишь дарование [3, 458—9].
60) Когда скажу кому: молись, проси Бога, умоляй Его, – отвечает иной: просил единожды, дважды, три, десять, двадцать раз, – и все не получаю просимого. Не отступай, брате, пока не получишь. Концом моления да будет получение просимого. Тогда перестань, когда получишь; или лучше и тогда не переставай, но все продолжай молиться. Пока не получишь, молись, чтоб получить; а когда получишь, молись благодаря, что получил [3, 458].
61) Многие входят в церковь, прочитывают тысячи стихов и выходят, но не помнят, что читали. Уста двигались, а слух не слыхал. Сам ты не слышишь своей молитвы, а хочешь, чтобы Бог слышал твою молитву? Я преклонил, говоришь, колена; но ум твой блуждал вне. Тело твое было внутрь церкви, а мысль вне ее. Уста говорили молитву, а ум считал барыши, обдумывал сделки и обмен товаров, обозревал поля и прочие имения и вел беседы с друзьями. Злый диавол, зная, сколь полезна для нас молитва, наипаче нападает помыслами во время ее. Часто праздно лежим мы на одре и никаких не имеем помыслов. Но пришли помолиться, – и помыслы бесчисленны. Это враг хлопочет, чтоб мы отошли от молитвы ни с чем [3, 458].
62) Видишь, возлюбленне, что все в Божественном Писании написанное, не для другого чего предано памяти, как для пользы нашей и спасенья рода человеческого. Поучаяся в нем, всякой из нас находит и налагает на раны свои соответствующие врачевства. Для того всякому открыт доступ до него, и всякому желающему удобно найти требуемое для томящей его болезни врачевство, воспользоваться им и получить наискорейшее оздравление; только пусть не отвергает предлагаемого врачевства, а с охотною покорностию примет его. Ибо нет ни одной, из схватывающих человеческое естество болезней, – ни душевной, ни телесной, – для которой не нашлось бы здесь врачевства. И вот смотри! Входит кто сюда, печалию томимый и житейскими обстоятельствами теснимый и оттого одолеваемый малодушием; но вошедши сюда и тотчас услышав слова пророка: вскую прискорбна еси, душе моя, и вскую смущаеши мя? Уповай на Бога, яко исповемся Ему, – спасение лица моего и Бог мой (Пс. 41, 6, 4), – достаточное приемлет утешение и отходит отрясши всякое малодушие. Иной, крайнею бедностию томимый, скорбит и мучится, особенно видя, как к другим течет богатство, и они надымаются и с такою выступают пышностию. Но слышит он слова пророка: возверзи на Господа печаль твою, и Той тя препитает (Пс. 54, 23). И еще: не бойся, егдаразбогатеет человек, или егда умножится слава дому его: яко егда умрети ему, не возмет вся (Пс. 48, 17, 18), – и воодушевляется терпеть благодушно долю свою. Иной опять скорбит, подвергшись наветам и клевете, и жизнь вменяет не в жизнь, нигде не находя человеческой помощи. Но и этот от того же пророка получает урок, – в подобных обстоятельствах не к человеческой прибегать обороне, но поступать, как он говорит о себе: оболгаху мя, аз же моляхся (Пс. 108, 4). Видишь, где ищет он содействия и помощи? Другие, говорит, сплетают козни, клеветы и наветы; я же прибегаю к стене необоримой, к якорю надежному, к пристани неволненной, – к молитве, которою все трудности делаются для меня легкими и удобоодолимыми. Иной еще, будучи отвергнут и презрен прежде ему помогавшими и оставлен друзьями, смущается и мятется помыслами. Но и он, если захочет прийти сюда, услышит потребные ему слова блаженного сего пророка: друзи мои и искреннии мои прямо мне приближишася и сташа, и ближнии мои отдалече мене сташа: и нуждахуся ищущи душу мою, и ищущи злая мне глаголаху суетная, и льстивым (ковам) весь день поучахуся (Пс. 37, 12, 13). Видишь, как те до самой смерти сплетали наветы и непрестанную вели войну? Ибо весь день означает – всю жизнь. Что же делал он, когда те так наветовали на него и такие строили ему ковы? Аз же, говорит, яко глух не слышах, и яко нем не отверзаяй уст своих: и бых яко человек не слышай и не отверзаяй уст своих (ст. 14, 15). Видишь преизбыточество любомудрия, как он, противоположных держась путей, одерживал верх? Те ковы сплетали, а он и уши затыкал, чтоб даже не слышать о том. Те все время изощряли язык и поучались суетностям и козням, а он молчанием обезоруживал их манию (злые замыслы). Почему же он так поступал, и, когда строили против него ковы, он держал себя, будто глухой и немой, не имеющий ни слуха, ни языка? Послушай, что сам он говорит о причине такого любомудрия. Яко на Тя, Господи, уповах (ст. 16). Поелику, говорит, я на Тебя возложил все упование мое, то никакой уже у меня заботы нет о том, что те делают. Ибо единое Твое мановение довольно к тому, чтобы рассеять и сделать бесплодными все их наветы и ковы, и ничему из заготовленного ими не дать перейти в дело. Видите, как во всякой нужде, беде и скорби, можно здесь получить пригодное врачевание и отойти отсюда отрясши всякую житейскую печаль. Посему я и умоляю вас: почаще сюда приходить и тщательно внимать тому, что читается здесь, из Божественных Писаний, и не только здесь внимать Писаниям, но и дома брать в руки Священные Книги и усердно усвоять себе прочитываемое. Ибо великая отсюда произойдет польза [4, 261—2].
63) С постом надобно соединять молитву. А что воистину так должно, слушай, что говорит Христос: сей род ничимже изыдет, токмо молитвою и постом (Мф. 17, 20). И об апостолах пишется, что, по утверждении в вере душ учеников в Дервии, Листре и Ликаонии, они помолившеся с постом, предаша их Господеви (Деян. 14, 2, 3). Опять и апостол говорит: нелишайте себе друг друга, точно по согласию до времене, да пребываете в посте и молитве (1 Кор. 7, 5). Видишь, как пост имеет нужду в содействии с этой стороны? – И молятся тогда более трезвенно, так как ум тогда бывает быстродвижнее, не будучи тяготим злою ношею страстей [4, 279].
64) Молитва есть великое оружие, великое ограждение, великое сокровище, великое пристанище, безопасное убежище: только если трезвенно приступаем к Владыке и, отвсюду собрав ум свой, в таком настроении вход пред Него совершаем, никак не допуская врагу нашего спасения прокрасться к нам. Ибо он, зная, что в это время мы, исповедав грехи свои и показав Врачу раны свои, можем получить совершенное уврачевание, сильнее на нас нападает и всякие употребляет хитрости, чтоб отбить нас от молитвы и ввергнуть в нерадение и рассеянность. Почему будем трезвиться, умоляю вас, и, зная козни врага, в это наипаче время стараться отражать его, как бы видя его присущим и пред очами нашими стоящим, и, отрывая всякий помысл, возмущающий ум наш, всецело простираться горе, делая моление наше настоящею молитвою, чтоб не только язык произносил слова молитвы, но и ум сшествовал глаголемому. Если же язык будет произносить слова, а ум вне будет влаяться, то домашние пересматривая вещи, то торжищные воображая дела, то никакой не будет нам пользы, а паче осуждение. Св. Павел внушает нам молиться на всяко время духом (Еф. 6, 18), – не языком только, но и в самой душе, – духом. Духовны да будут наши моления, да трезвенствует при сем помысл и ум да простирается вместе с словами [4, 280].
65) Великое благо – молитва. Если, разговаривая с добродетельным человеком, получаем не малую пользу, то с Богом беседовать сподобившийся, каких ни получит благ? Ибо молитва есть беседа с Богом. Что это так, послушай, что говорит пророк: да усладится Ему беседа моя (Пс. 103, 34), т. е. глаголание мое с Богом да явится приятным Ему [4, 280].
66) Разве не может Бог даровать нам потребное, прежде прошения нашего? Но Он ожидает моления нашего, чтобы от него взять повод праведно сподобить нас своего особого промышления [Там же].
67) Хотя получим просимое, хотя не получим, пребудем в молитве. И благодарны будем не только тогда, когда получим, но и когда не получим. Ибо не получить, когда того хощет Бог, не меньшее есть благо, как и получить. Ибо мы не знаем, что нам полезно, так как сие знает Бог. Почему и получение и неполучение почитая равным благом, за то и другое должны мы благодарить Бога. Не дивись, что мы не знаем, что нам полезно. И Павел, сей дивных тайн созерцатель, не знал, что ему полезнее, – и в неведении молился о неполезном. Было нечто тяготящее его, и он молился избавить его от того. И не однажды молился, но говорит: о сем трикраты Господа молих (2 Кор. 12, 8). Но не получил просимого. Что же? Тяжело это ему было? Скорбно? Неприятно? Никак нет. Господь сказал ему: довлеет ти благодать моя: сила бо моя в немощи совершается. И св. Павел вот чем ответил на это: сладце убо похвалюся паче в немощех моих (ст. 9). Не только, говорит, не ищу избавиться от тяготящего меня, но мне сладко даже хвалиться тем. Видишь, сколь благодарна эта душа? Видишь, какова любовь ее к Богу? Послушай, что еще в другом месте говорит тот же апостол: о чесом бо помолимся, якоже подобает, не вемы (Рим. 8, 26). Невозможно, говорит, нам людям знать все до точности. Почему надобно предоставить Творцу нашего естества определение полезного для нас, и то с радостью и полным удовольствием принимать, что Он одобрит, не на видимость случающегося смотря, а на то, что оно благоугодно Господу [4, 280—1].