Святослав. Великий князь киевский
Шрифт:
Вскоре Святослав ушёл в Северскую землю и много лет поддерживал дядю Святослава Ольговича в борьбе с Мономаховичами. После смерти Изяслава Мстиславича Святослав получил от Ростислава
С 1158 по 1164 г. Святослав владел Новгород-Северским уделом, а затем перешёл в Чернигов. Святослав держался политики отца, стараясь сосредоточить как можно больше владений в руках своей семьи. Эта политика не раз приводила его к столкновению c племянником его Олегом.
Стремясь ослабить Изяславичей, Святослав в 1169 г. отправил своё войско на помощь ополчению Андрея Боголюбского, посланному на Киев, а в 1174 г. сам принял главное начальство над союзными войсками, осаждавшими Киев.
Во время смут, возникших в Суздальской земле после смерти Андрея, Святослав поддерживал братьев последнего, Всеволода и Михаила. В 1177 г. Святославу удалось захватить Киев, но удержать за собой всё Киевское княжество он не мог: ему пришлось идти на сделку с Ростиславичами смоленскими, предоставить им удел в Киевской земле, а за собою сохранить только Киев да титул великого князя. Между тем возрастало влияние суздальского князя Всеволода. Святослав пытался было с ним бороться. Но неудачно.
Умер Святослав в 1194 г. Он был женат на полоцкой княжне Марии Васильковне.
ЖЕНЕ, СОАВТОРУ И КРИТИКУ С ЛЮБОВЬЮ ПОСВЯЩАЮ.
Автор
Часть первая. ЮНОСТЬ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Не так ли и в жизни?
В её ясное, радостное течение вдруг вторгается внезапно что-то смутное, и тогда тревожным предчувствием затемняется всё окрест.
Мальчик тяжело, не по-детски, вздохнул.
Ещё утром день обещал быть таким же счастливым и светлым, как и все проведённые здесь, под Черниговом, в отцовском загородном дворце, недалеко от впадения реки Снов в Десну.
Закончив занятия с дружинниками, Святослав совсем уже было собрался бежать со сверстниками на речку, но решил заглянуть к матери на женскую половину.
Она сидела перед большим полированным серебряным зеркалом, разглядывая своё лицо, и крупные слёзы стекали по румяным упругим молодым щекам.
Он тихонько отступил, не решившись вторгнуться непрошеным во взрослое горе.
Не решился потому, что знал, какое это горе, знал, что ему причиной, знал — да и как можно было не знать, если об этом шушукался весь княжий двор, — у отца новая наложница там, в Чернигове...
— Святослав! — донёсся до него звонкий мальчишеский голос.
Мальчик недовольно поморщился и закрыл глаза.
— Святослав! — Голос теперь раздался совсем рядом.
Через мгновение на его лицо упала тень.
— Ну чего тебе? — не открывая глаз, раздражённо спросил Святослав.
— Раки! — радостно сообщил голос. — Там, за старой ивой, в протоке, в глинистом откосе, как я и говорил. Раки!
Святослав лениво открыл глаза.
Над ним стоял загорелый до черноты голый парнишка примерно одного с ним возраста, может быть, годом младше. Худой, даже тощий — ребра можно пересчитать, — но жилистый и высокий. Тёмные нечёсаные волосы спадали на зелёные, удлинённые, какие-то бесовские глаза. И ещё обращала на себя внимание его нижняя губа. Она слегка отвисла, потому что её уродовал шрам, и оттого лицо мальчика имело всегда чуть презрительное выражение.
И звали его странно, видимо, из-за губы, — Ягуба. Он пристал к ватаге, с которой княжич Святослав бегал на Десну купаться, совсем недавно. Сыновья отцовских старших бояр и дружинников, гордые тем, что они составляют ядро его только ещё складывающейся дружины, отнеслись к новичку настороженно, даже враждебно. Зато Святослав обращался с ним по-дружески. А Ягуба, казалось, не обращал никакого внимания ни на косые взгляды мальчишек, ни на внимание княжича. Показывал места, где особенно хорошо клевало. Плавал на остров наперегонки со старшими и нередко побеждал. Приволок недоделанную долблёнку. Оказалось, что с этой полулодкой, полубревном очень интересно играть и плавать в затишке, на отмели. По вечерам, когда княжич с друзьями уходил домой, он исчезал. Никто не спрашивал его, с кем он живёт, чем питается, где спит. Порты на нём были такими ветхими, что, обычно безразличный к чужому мнению, он, пожалуй, испытывал смущение. Во всяком случае, одевался Ягуба всегда немного в стороне от мальчишек.
— Слышишь, пойдём! — Ягуба присел рядом со Святославом на корточки. — Раков там должно быть тьма. Я вчера дохлую кошку притащил, порубил, бросил. Они знаешь как тухлятину любят!
Святослав поморщился. Мысль о дохлой кошке была отвратительна.
— Да ты что? Нету её уже — сожрали небось... Раки, они прожорливые. Их там тьма!
Святослав сел.
Тонкий светлый песок струйками потёк с обсохшего тела.
Княжич потянулся. Под загорелой кожей отчётливо перекатились мышцы. Он взглянул на Ягубу, склонив по-птичьи голову набок.
По-взрослому усмехнулся.
— И всё ты врёшь. Тьма по-кыпчакски означает «десять тысяч». А раков твоих — хорошо, если дюжина наберётся. Ладно, веди.
В большой корзине, устланной мокрыми водорослями, шурша, ползали, стремясь зарыться в зелёную массу, несколько крупных раков.
У осклизлого обрывистого берега сидели голые мальчишки и следили за Петром, парнем постарше, который, скорчившись в воде, засунул руку по самое плечо в рачью нору и что-то там нащупывал.
Святослава поразило выражение глаз Петра — полная отрешённость и совершеннейшее блаженство. Так смотрел обычно юродивый Касьян на звонницу Ильинской церкви в дни больших праздников, когда звон колоколов разливался над гладью реки.
Святослав хотел было сказать об этом, но передумал: Пётр обидчив, самолюбив, стремился к первенству. Бог с ним...
Внезапно лицо Петра исказилось, он дёрнулся, вскрикнул и, выхватив руку из норы, откинулся спиной в воду. На мгновение перед всеми в воздухе мелькнула растопыренная пятерня, в которую вцепился клешней крупный зелено-коричневый рак.
Ягуба захохотал.
— Не смей смеяться, дурак! — закричал Пётр, яростно тряся рукой. — Больно ведь — Помоги лучше!
Ягуба прыгнул в воду, ловко поймал вцепившегося рака за брюшко, защищённое крепким панцирем, и что было сил сжал его у самой головы. Рак разжал клешню, и Пётр отскочил, тряся пальцами, с которых стекала кровь.