Святой Грааль
Шрифт:
Всю ночь Олег убегал от грохота; лютовала битва богов. Ящер тряс землю, Таргитай запрягал его в соху, Перун швырял молнии. Когда на рассвете открыл глаза, ежась от утреннего холода, Томас, все еще ломал, как раб в каменоломнях, громадные глыбы. Справа от него высился холм пустой породы, за которым спряталась бы лошадь, а слева ярко блестела горка золотых самородков, каждый не меньших размеров, чем кулак. Золотая мощь чувствуется в каждом из Семи, заметна у многих гроссмейстеров и даже разломанных глыб, с крупными самородками, еще не очищенными
Олег с изумлением повернулся к блестящему валу. Встревоженные муравьи суетливо заделывали брешь, в которую въехал бы Троянский конь, один за другим взбегали на вершину, роняли в провал пористые глыбы, от которых еще несло подземельем.
Томас рассеянно оглянулся, проследив за взглядом калики, вдруг простонал и потряс в отчаянии кулаками. В новых глыбах, которыми муравьи заделывали брешь, золотых слитков вдвое больше! Первые лучи солнца упали на верх вала, золото дразняще заблестело, особенно чистое, умытое, яркое.
— Муравьи зарываются глубоко, — объяснил Олег терпеливо. — Даже малые мурахи роют норки в две-три сажени глубиной, а эти анты могут зарываться на три-четыре версты! Там всякое может быть, человеку не добраться...
Томас с тоской смотрел на блистающий вал собачьими глазами, кадык дергался, гоняя голодную слюну. Это чудо простоит среди степи до осени, зимние вьюги разрушат, сравняют с землей, весной тяжелое золото утопнет в грязи вешних вод, засыплется пылью в зной, и уже никто не отыщет богатство, разве что случайно копнет, пока не погрузится в землю чересчур глубоко...
— Как часто они вылезают?
— Раньше выходили каждое лето, — ответил Олег после раздумья. — Старики так говорят... Потом намного реже. Теперь, по слухам, вовсе поднимаются на поверхность раз в сто лет. Видать, слишком глубоко закопались! Придет время, вовсе скроются от нашего мира, который ты зовешь греховным.
Томас проигнорировал выпад, вскрикнул встревоженно:
— Все золото останется там?
Олег невесело усмехнулся:
— Неужто понимают, что есть золото? Когда роют, вытаскивают наверх все, что загораживает дорогу: камни, песок, руду, золото, кости неведомых зверей... Слушай, ты перестал бояться?
Томас покосился на брешь, махнул рукой:
— Золото ослепило.
— Ночью?
— Золото блестит и в темноте, сэр калика! Я видел, как за такой камушек один благородный рыцарь зарубил другого, тоже крестоносца, с которым освобождал Гроб Господень!
Олег поднялся, собрал вещи, проверил стрелы: кто-то их рассыпал ночью. Вокруг было много следов когтистых лап, отыскал в двух десятках шагов свой меч — на перевязи остались дырочки от шипов на челюстях. Вдруг он побледнел, суетливо похлопал себя по груди, словно ловил прыгающего кузнечика, торопливо вывернул карманы, снова похлопал по груди. Глаза его остановились.
Глава 14
Томас, чувствуя неладное, спросил в тревоге: — Что? Что стряслось?
— Забыл побрызгать обереги... Анты утащили!
Томас вздохнул
— Ты спал как бревно. Тебя самого можно было утащить... Я краем глаза видел как какой-то мураш тебя щупал, но я думал, новостями обмениваетесь. Ты ж малость язык знаешь! Да и занят я был... Не грусти по бабе, бог девку даст!
Олег спросил непонимающе:
— Какую девку?
— Другие выстругаешь. Хочешь, свой меч одолжу?
— Которым сарацинам головы рубил?.. Спасибо, не надо.
— Ты их освятил в Иордане?
— Да нет...
— Тогда какая разница? Из одного дерева икона и лопата. Хочешь, я притащу тебе самую суковатую ветку?
Олег покосился на сочувствующее лицо рыцаря, покачал головой:
— Даже оторвешься от золота?.. Благодарю, не ожидал. Увы, новые выстрогать не успею. Да и успел бы — к новым привыкать надо. На ошибках учатся... А нам даже самая мелкая промашка может стоить жизней.
Он зачерпнул из котелка муравьиной кислоты, побрызгал на волосы, втер в руки и ноги. Томас вытаращил глаза:
— Ты что?.. Что задумал, бешенный?
Олег невесело оскалил зубы:
— Угадал. Придется спуститься в нору.
Томас подскочил, словно сел на ядовитую змею:
— К муравьям?
— Не барсуки же утащили. Ничего, норы широкие, пролезу.
Он надел перевязь с мечом, затянул пряжку потуже. Томас остолбенело смотрел, как он устраивает за спиной лук и колчан, брызгает муравьиной жидкостью, затрясся от негодования:
— Ты... серьезно?
— Куда уж боле.
Томас плюнул, подобрал свой меч, сказал с гневом:
— Пусть не скажут враги, что я оставил друга, даже когда он рехнулся... Тут в самом деле от жары мозги плавятся. Веди, сэр калика!
Он вылил на себя остатки муравьиной кислоты, зажмурился от едкого запаха, небрежно отшвырнул котелок. Олег укорил:
— Котел-то почто выбросил? В чем варить будешь?
— Рассчитываешь выбраться живым? — удивился Томас. — Ну и сумасшедшие авосьники живут на вашей Руси!
— Главное — душу не потерять, а если тело и съедят...
— Тело не главное, — согласился Томас. — Рыцарь состоит из чести, славы, доблести и рыцарской верности Даме!
Олег быстро начал карабкаться, ставя ноги на золотые глыбы. Томас застонал, видя, как грубо калика попирает чистое золото. В другом месте ослепительно блеснуло цветными радужными искрами, словно луч солнца переломился в глыбе венецианского стекла. Томас ахнул, без сил опустился на корточки: среди гранита, базальта и золотых слитков блестел алмаз чистейшей воды, размером с кулак! Олег недовольно оглянулся, вздохнул и, без слов одолев вершину вала, полез по внутренней стене.
Томас разрывался на части, но лучший друг исчезал внизу — пришлось оставить алмаз и другие блестящие камни: дал себе страшную клятву когда-нибудь выколотит всех до единого из рыцарского вала муравьев — Крижине очень идут сапфиры, а ее маленькой племяннице — изумруды...