Святой закрывает дело
Шрифт:
– Профессор Варган, вы доставлены сюда не для того, чтобы насмехаться над вами. Прошу отвлечься от обстоятельств и выслушать меня просто как человек человека. Вы сделали ужасное изобретение, с помощью которого можно терзать мир, и без того измученный всякими зверствами. Вы намерены передать это изобретение в руки, которые не поколеблются его использовать. Есть ли этому оправдание?
– Наука не нуждается в оправданиях.
– Сегодня в земле Франции лежат миллионы людей, которые могли быть живы. Их убили на войне. Если бы наука не предложила свои услуги в совершенствовании орудий убийства, вместо миллионов на войне погибли бы только тысячи.
– Вы думаете, что сумеете предотвратить войну?
– Нет. Я знаю, что не могу. Это бесспорно. Но послушайте. В Англии сейчас тысячи слепых, безногих, искалеченных на всю жизнь. Множество им подобных есть и во Франции, Бельгии, Германии, Австрии. Тела их, данные Господом, удивительные, неповторимые и красивые, искалечены. Нельзя смотреть на них, не содрогаясь... За это наука тоже не несет ответственности?
– Это не мое дело.
– Нет, вы сделали это своим делом.
Святой секунду помедлил, а потом продолжил таким голосом, что никто не рискнул бы его прервать, голосом проповедника, взывающего к дикарям:
– Есть наука добра и наука зла. И ваша наука – наука зла, и все блага, которые дает человечеству наука добра, не могут оправдать вашу науку. Миру необходима наука добра, при которой человек остается человеком. Если уж суждено быть битве, пусть это будет «чистая» битва. Пусть люди сражаются оружием людей, а не оружием дьявола. Пусть люди сражаются и умирают как бойцы и герои, как подобает умирать людям, а не дохнут как скотина.
– Вы смешной идеалист...
– Да, смешной идеалист. Но я верю в то, что это возможно. Если же этого не случится, человечество самоуничтожится. Я верю, милостью Господней люди пробудятся и опять станут людьми, и тогда к нашей унылой цивилизации возвратятся смех, яркие краски, жизнь снова будет прекрасна. Это станет возможным, потому что есть люди, которые в это верят, готовы за это сражаться против тех, кто рычит на этот идеал, глумится над ним. И вы один из них.
– И вы – последний герой – боретесь против меня?
– Я не последний герой. – Саймон покачал головой. – Скорее вообще не герой. Я называю себя солдатом жизни. Я не меньше других грешил, может, даже и больше. Но все, что я делал, делалось во славу невидимого идеала. До сих пор я этого четко не понимал, а теперь понимаю. А вы... Почему вы даже не заикнулись о том, что сделали изобретение во славу собственного идеала, если хотите, во славу Англии?
В глазах Варгана загорелось фанатичное упрямство.
– Потому что это было бы неправдой, – ответил он. – Наука не знает границ. Слава ученого – интернациональна. Просто Англии первой я предложил свое изобретение – вот и все. Если они будут настолько глупы, что откажутся вознаградить меня за это, я найду другую страну, которая не откажется.
Он приблизился к Святому, склонив голову набок, губы его кривились. И Святой понял, что продолжать этот разговор бессмысленно.
– Годами я работал как раб, – бормотал Варган. – Годами! А что я получил за это? Несколько жалких букв, которые могу писать после своего имени [6] . Я беден! Я голодал, как нищий, чтобы сберечь деньги и продолжать работу. А теперь вы хотите, чтобы я все бросил, забыл, чтобы пожертвовал лучшими годами жизни в угоду вашим сантиментам, вашим желаниям? Вы дурак, сэр, говорю вам я, вы слабоумны!
6
Имеются в виду аббревиатуры ученых степеней и званий.
Костлявыми руками Варган размахивал перед лицом совершенно невозмутимого Святого. Его невозмутимость привела профессора в ярость.
– Вы с ними заодно! – кричал Варган. – Я знаю. Вы заодно с теми, кто хочет, чтобы я оставался на дне! Но мне плевать! Я вас не боюсь. Делайте что хотите. Мне наплевать, если погибнут миллионы людей. Тогда и вы погибнете! Если бы я мог вас убить...
Внезапно он бросился, как взбесившееся животное, на Святого, неразборчиво что-то выкрикивая, неистово колотя руками и ногами...
Орест схватил его поперек туловища и поднял в воздух, а Святой наклонился над столом, потирая голень, которую недостаточно быстро убрал при нападении маньяка.
– Запри его снова, – негромко приказал Святой, и Орест удалился со своей извивающейся ношей. Когда, через некоторое время, он вернулся, Святой положил телефонную трубку и распорядился: – Собери все вещи. И свои в том числе. Я заказал по телефону грузовик, чтобы отправить их на станцию. Они пойдут багажом в Париж, мистеру Тремейну. Квитанции я сейчас заполню. Грузовик будет здесь в четыре, так что пошевеливайся.
– Да, сэр.
– Мы были неплохими партнерами, так? – грустно улыбнулся Саймон. – А теперь я убираюсь из Англии, за мою голову обещана награда. Жаль, но я вынужден... расторгнуть наш союз...
Орест фыркнул.
– Разве я об этом просил? – угрюмо спросил он. – Разве я вам не говорил сто раз?.. Куда вы едете?
– Бог знает!
– Никогда там не бывал. Всегда хотел, но меня не приглашали. Я буду готов к отъезду вместе с вами, сэр.
Орест четко повернулся на каблуках и зашагал к двери.
– Пожми мне руку, Орест, старый дурак, – окликнул Саймон, – значит, ты думаешь, что стоит...
– Я так не думаю. Но ведь должен кто-то присматривать за вами.
Когда Орест ушел, Святой закурил сигарету и уселся у открытого окна, мечтательно глядя на лужайку и залитую солнцем реку.
И ему вдруг показалось, что над лужайкой, рекой, белыми домиками и дальними полями появилось облако фиолетового тумана, гигантское облако, которое, словно живое существо, распростерлось над окрестностями; облако, блиставшее вихрями миллионов фиолетовых молний. И трава съеживалась под опаляющим дыханием облака, и деревья обугливались, скрючивались и рассыпались пеплом по мере того, как их настигало облако. Перед облаком бежали люди, задыхающиеся, бледные, с остановившимися глазами на перепуганных лицах... Но облако двигалось быстрее, чем мог бежать самый быстрый человек...
И Саймон вспомнил безумного Варгана.
Он выкурил еще пару сигарет, обуреваемый своими мыслями, а потом сел за стол и написал письмо.
Старшему инспектору Тилу
Департамент уголовных расследований
Нью-Скотленд-Ярд,
Лондон, C.B.I.
Дорогой старина Клод Юстас.
Прежде всего прошу извинить меня за нападение на вас и одного из ваших людей в субботу в Эшере, а также за непочтительное обращение с вами одного из моих друзей вчера. К сожалению, в обоих случаях обстоятельства не позволяли нам обойтись более мирными средствами.