Святые грешники
Шрифт:
Он огляделся по сторонам виноватым взглядом – не подслушивает ли кто. И добавил с некоторой долей отчаянности в голосе:
– Просто так, думаете, подписали? Нет. Дал взятку. Договорились с их начальством. Ну, мол, все. Три года, как полагается, по закону никто к вам не придет. И что же? Генерал уехал в отпуск. И позавчера приползает ко мне проверяющий. Я ему говорю: вы по закону не имеете права меня три года проверять. А он мне показывает письмо «трудящихся». Мол, по сигналу пришли. Пенсионерка написала, что в нашей гостинице нарушаются правила пожарной безопасности…
– Да они сами такие письма сочиняют! – вступил в разговор немецкий фермер.
– Это потому, что это государство – наш враг! –
– Вот что мне делать? Пойти взять ружье? Отправиться в эту налоговую и пристрелить эту собаку, которая мне мешает жить и работать?!
От соседнего столика, услышав столь резкое высказывание и шум, к ним подошел председатель собрания – хитрющий промышленник старого закала, занимающийся всем на свете – от строительства гостиниц до производства ракетных компонентов. Сухой, чтобы не сказать тощий, и в свои семьдесят лет выглядевший бойким живчиком. Он принялся тушить разгорающийся и грозящий нарушить благочинность разговор:
– Что вы? Что вы? Зачем так громко?! Никого не надо стрелять! Давайте лучше нальем еще по бокальчику. И выпьем за губернатора, который столько делает для области. Видно, нам его Бог послал, что после стольких бесславных лет наконец-то нам повезло и появился такой человек.
Что ж, тут, как говорится, ничего не попишешь! Это действительно правда. И все дружно зазвенели бокалами над фуршетным столиком, застланным белой скатертью.
Возвращаясь домой, Дубравин вспоминал давнишний разговор с губернатором. Разговор о подборе кадров. Исходили из того, что толковых людей мало. И непонятно как комплектовать команду. Рюриков считал:
– Надо находить достойных, а главное, порядочных людей. И эти люди, пусть они даже непрофессионалы, поведут дело по-новому, по-человечески. Они в свою очередь найдут себе достойных и порядочных товарищей. Так будут создаваться команды…
«В сущности, от такого подхода несет толстовщиной, – думал Александр. – О чем-то похожем писал в “Войне и мире” Лев Николаевич. Если, мол, люди гадкие и подлые собираются в кучу и составляют силу, то людям хорошим надо делать то же самое! Но увы и ах! Даже самые порядочные и достойные вряд ли могут сломать сложившуюся за века систему. Да к тому же в той зачумленной атмосфере, в которой живет госаппарат, и самые достойные люди меняются».
Так что по этому пункту у Дубравина было особое мнение. Он считал, что на чиновничество можно воздействовать только страхом. «Чтобы дерьмо не застывало, его надо как можно чаще мешать! Проводить ротации. Засидевшихся гнать в шею с должности».
IX
В последние месяцы Александра по ночам стали преследовать какие-то странные, яркие, как картины Ван Гога, сны. Иногда обрывочные, иногда цельные, с сюжетом и смыслом. Как будто что-то давно забытое, стертое из памяти, начало толкаться изнутри, пыталось всплыть из глубины подсознания на поверхность. С одной стороны, это его беспокоило, а с другой – как-то даже радовало. Потому что в этих ярких снах он жил и переживал что-то важное, радостное, бесспорное… Как будто во сне к нему приходили близкие-близкие, но давно забытые люди…
Их в комнате четверо. Он и три его друга – Коля, Алексей и Сергей.
Лобастый Коля – самый старший и самый близкий. Играют в солдатики.
Он разложил на столе карту сражения. И верховодит оттуда полками.
Сегодня он – Наполеон. А Коля – Кутузов.
Хозяин специально согласился на эту роль. Потому что все хотят выигрывать. И когда проигрывают, то обижаются. И потом их не зазовешь снова. А играть одному скучно. Вот он и стал Наполеоном при Бородино.
Ах,
Битва-игра заканчивается спонтанно, потому что все «полководцы» принимаются разглядывать цветные картинки в большой исторической книге с заглавием «История Петра Великого».
…Еще картина. Вокруг простые, обычные русские лица. Кучера, дворники, лакеи, горничные. Он сидит среди них. И в руках у него балалайка. Как заразительно смешно наяривает он песню про ухаря-купца! Так что все смеются и радуются, глядя на него…
На работе у него на столе лежала красивая лощеная бумага. С замысловатым вензелем, украшенным митрою, и с пышным титулом, выписанным на церковнославянском. Это было поздравительное письмо от митрополита.
Дубравин водрузил на нос очки в дорогой оправе и, не торопясь, стараясь вникнуть в смысл каждого слова, вчитывался в стилизованные под рукописные печатные строки:
«В дни великого Торжества из торжеств – Пасхи Христовой от всего сердца приветствую Вас жизнеутверждающими словами, свидетельствующими о полноте нашей веры, надежды и любви: Христос Воскресе!
Всякий день Пасхи Христовой – это день, когда светом Воскресения Христова все наполняется сиянием вечной жизни.
Возрадуемся и возвеселимся Празднику праздников, ибо ныне Свет Христова Воскресения наполняет смыслом жизнь каждого человека, создает основание для всякого благого желания, замысла и начинания. Святитель Амвросий Медиоланский так размышляет о том даре, который мы обрели благодаря Воскресению Господа и Спасителя нашего: “Во Христе мы обладаем всем…”»
Дубравин дочитал письмо митрополита до конца: «Хорошо написано, профессионально». Но если раньше такие поздравления поднимали в нем душевный восторг, вызывали благоговение, то сегодня почему-то появились грусть и легкое недоумение: «Написал бы он мне как-то попроще, почеловечнее, что ли. Ведь как-никак я для православной церкви вовсе не чужой. И храм он наш освящал».
Тут Дубравин вспомнил, как десять лет назад приезжал в его деревеньку седобородый, грузный, очень интеллигентный митрополит Амвросий. Как на клиросе пел душевно хор. И он не мог удержать слез, которые душили его во время этого праздничного действа по освящению восстановленного им с односельчанами храма. Тогда он получил первую церковную награду за труды. Медаль имени святого Митрофания. Да и с митрополитом они виделись не раз. То на рождественском благотворительном обеде. То во время празднования именин Его Святейшества. Не чужой вроде он человек. А вот обычного, человеческого в этой совместной работе Александру не хватает. Вот сейчас отписал бы просто, собственной рукой – два-три слова. И он бы, наверное, порадовался. А так… Хорошая бумага. Гладкая…
«Надо встретиться! – решил он для себя. – Тем более есть повод поговорить. Церковь так и стоит наша. Действует от случая к случаю. От праздника к празднику. Не так я себе это представлял, когда мы ее восстанавливали».
По молодости и некоторой наивности своей души Дубравин думал, что вот восстановят они церковь, найдут священника и заживет приход полной жизнью. Поселит он батюшку в дом, который купил специально для этого в Луговом. Будут они после служб попивать вместе чаи. Беседовать о высоком. О Христе. О душе. И закипит у них в этом дальнем уголке Русской земли новая жизнь. Сплотятся люди вокруг батюшки и церкви. Начнут просветляться. Возродят общинную жизнь.