Связанные поневоле
Шрифт:
— Маленький гаденыш тогда словно сквозь землю провалился, и все записи с ним. Только когда его поймали в том же доме, спустя столько лет, мы поняли, что это он. Больше быть некому. Но при первой же попытке узнать, где старые записи, этот урод намекнул, что если он случайно умрет в тюрьме, то они увидят свет. И мы отступили, решили действовать тоньше.
— Ну да, наняли ему лучшего адвоката, который может затягивать дело до бесконечности, посылали мозгоправов в надежде, что он расколется. Вот, даже встречу со мной организовали… — ухмыльнулась я, борясь с желанием повернуть голову в том направлении, где слышала тихие, крадущиеся шаги.
— Ты, твою мать, не понимаешь своим скудным умишком, сучка, что могут сделать эти чертовы пленки с нашей семьей?! — Фраммо навис надо мной, вытащил пистолет и с силой упер его в мой висок. — Дядя Нэт был, конечно, чокнутым извращенцем, но он уже умер, и его не коснется, если это дерьмо всплывет на поверхность. Пострадаем мы, те члены семьи, кто жив сейчас. Разве мы заслуживаем это?
Фраммо опять приблизил
— И это спрашивает мужик, который собирается вынести мне мозги? Да все ваше гребаное семейство заслуживает тотального истребления хотя бы за то, что вы не просто покрываете такого подонка, как твой дядька, но и готовы пойти ради этого на любые подлости и новые преступления!
— Все!! — заорал мне в лицо агент. Что-то словно щелкнуло в нем, и я поняла, что никаких пыток не будет. Желание просто убить победило. — Меня это уже все достало! Хочу, чтобы это все закончилось! Столько лет это висит над нами! Полицейский сдох. Не будет тебя — никто и не станет искать эти гребаные пленки! Все! Конец истории!
Звонкий щелчок возвестил о том, что пистолет снят с предохранителя, и у меня вырвался невольный стон от того, как сильно давила сталь. Низкое глухое рычание раздалось у меня из-за спины, отвлекая внимание Фраммо от меня.
— Что за на хер? — пробормотал он, вскидывая пистолет в направлении звука. — А ну пошла отсюда, дворняга!
Рычание стало ближе и громче.
— Ах ты ж… — Его палец на курке пришел в движение, и я рванулась вперед, толкая его головой, не обращая внимания на то, как снова рвется плоть на запястьях от этого рывка. Грохот выстрела оглушил меня. Большая рыжая тень промелькнула прямо надо мной, сбивая вскочившего на ноги агента. Я извернулась, желая видеть, что происходит, но это было почти невозможно. Крик мужчины, наполненный ужасом и болью, яростное рычание, и опять сразу три выстрела подряд. Вой, полный дикой боли и отчаяния, и жуткая тишина, разрываемая только моим дыханием и протяжным стоном мужчины, сталкивающим с себя неподвижное тело большого рыжего волка.
— Нести! Нести! — в отчаянии закричала я.
Ни ответа, ни малейшего движения. Нести! Бедный добрый Нести, почему ты оказался здесь в одиночку? Это много позже я узнала, что он появился здесь первым просто потому, что определил мое местонахождение при помощи какой-то суперкрутой шпионской программы, которая позволяла отследить даже выключенный телефон, если только не вытащена батарея. И, сообщив остальным, прочесывающим город в поисках меня, он понесся сюда, потому что по расстоянию был ближе всех. Северин приказал ему наблюдать и дождаться всю стаю. Но увидев, как Фраммо уперся мне в висок стволом, он не смог справиться со зверем, рвущимся на спасение члена стаи. Инстинкты оказались сильнее, и он не сумел сдержать собственное обращение и напал, следуя на тот момент единственно возможной мотивации своего волка — защитить свою семью любой ценой. Нести был быстрым и сильным, но мыслить адекватно в тот момент не мог, и в этот раз удача была не на его стороне. Первый же выстрел раздробил его нижнюю челюсть, и ранить Фраммо фатально у него не получилось.
Но прямо сейчас я не могу отвести глаз от окровавленного рыжего меха. Боль и ужас потери такие сильные, что рвут меня на части, выходя наружу надрывным воем! Моя волчица прет наружу, чтобы заставить ответить за смерть члена своей стаи, своей семьи. И я и не думаю теперь ее держать! Фраммо поднимается, кряхтя и стеная. Его правая рука покалечена и в крови. Но он берет пистолет в левую и ковыляет ко мне.
— Не знаю, что за проклятая чертовщина тут происходит, но все, пора этот цирк кончать.
Моя боль потери превращается в первобытную, неукротимую ярость, и я чувствую, как плывет мое тело, изменяя форму, и оковы, тихо звякнув, валятся на траву. Ненавижу! Убийца! Урод! Мои эмоции перестают быть человеческими. Это огромное горе зверя, его бешенство и желание отомстить, забыв даже об инстинкте самосохранения.
— Какого… — Глаза агента становятся огромными, в них читается не просто страх и шок. Это то самое примитивнейшее отвращение и неприятие, которое разделяет наши виды целую вечность. Вот почему мое племя никогда не сможет жить открыто среди людей. Желание убить все, что непонятно, — вот первейшее желание большинства людей.
Медленно, очень медленно я припадаю к земле, и черный зрачок ствола следует за моим движением, лишь слегка подрагивая, оставаясь нацеленным прямо между моих глаз. Мы смотрим в глаза друг другу — волк и человек с оружием. И каждый понимает, что, скорее всего, второй попытки не будет. Мое тело напружинивается, готовясь к смертельному полету, и в этот самый момент словно из ниоткуда сбоку в агента врезается огромная серая туша. Все случается за долю секунды. Так, словно и нет никакой борьбы. Жуткий хруст костей и короткий булькающий хрип. Мои лапы вдруг почему-то разъезжаются, словно я крошечный щенок, я не могу подняться и просто ползу к неподвижному телу Нести. Мокрый нос утыкается в мою морду, а родные золотистые глаза заглядывают в душу, умоляя заверить его, что со мной все в полном порядке. Эмоции скручиваются внутри в огромный смерч, снося во мне все стены и оборонные укрепления, что я строила вокруг своей души столько лет, оставляя беззащитной и одновременно освобождая. Все мои страхи и сомнения и каменные стены для борьбы с ними превращаются в кучу ненужного хлама и оказываются мгновенно сметены одним этим пронизывающим до самой глубинной сущности взглядом. В нем все. Любовь, тоска, поддержка, забота, страх потери, которая была так близко. Миллион признаний, которые никогда не смогут быть сказаны словами. Клятвенное обещание, что я больше никогда не познаю страх и одиночество. В этих глазах я отражаюсь, как центр мира для моей пары, как истинная причина жизни. И это взрывается во мне гигантским огненным шаром моих собственных чувств. Я больше не боюсь! Не боюсь ощущать любовь, близость, потребность в тепле родной души. Мой страх и неверие вымыло волной чистого пламени, и я к нему больше никогда не вернусь. Я могу любить моего невозможного волка, могу и люблю! И мне теперь совсем не страшно. В этот момент ребра рыжего волка едва заметно судорожно дергаются, и тихий хриплый стон прерывает исповедь наших взглядов, но дает надежду, что не все еще потеряно для Нести. И пробуждает во мне глубокое и всепоглощающее чувство вины. Я, сходя с ума от дикой смеси облегчения, благодарности, радости и душевной боли, облизываю огромную серую морду в ответ и позволяю катиться бесконечному потоку слез из моих волчьих глаз.
Глава 36
Северин
Как выразить словами счастье? Счастье от того, что любимая наконец принимает и признает тебя. Я прочитал это в ее волчьих глазах и в ее человеческой душе, куда мне так неожиданно открылся доступ. Я буквально слышал, как рушатся все барьеры между нами, обнажая для меня хрупкое, драгоценное сердце моей пары. И это наполняло меня ликованием, от которого хотелось запрокинуть морду к небу и послать всему миру радостный вой. Один взгляд моей волчицы вымыл и страх за нее, и все упреки, что копились внутри те часы, что мы отчаянно искали ее. Забылось и уязвленное ее побегом самолюбие, и то, как хотелось найти и наказать так, чтобы присесть долго не могла, а потом содрать одежду и вбивать в любую подходящую поверхность, рыча и облизывая, утверждая свои права. А как рассказать о чувствах, что выворачивали меня наизнанку, когда мне позвонила какая-то незнакомая женщина и сказала, что к ним в реанимацию поступил некто Матиас Терч с тремя пулевыми ранениями, и каждый раз, когда он ненадолго приходит в себя, он требует связаться со мной и сказать, что какую-то Юлали похитили. Впервые в жизни я познал, что такое настоящий животный ужас, такой, от которого стучат, как от смертельного холода, зубы и сознание мутится, а человеческий облик удается удержать лишь чудом. Волк рвался наружу, раздирая меня в клочья, выл и стенал, упрекая, обвиняя и проклиная за бессилие сделать хоть что-то. Злость снова вскипела на Юлали за то, что поступила столь недальновидно и глупо, убежав и подвергнув собственную жизнь опасности. Я задыхался от ненависти к тем, кто посмел посягнуть на мою пару. Когда позвонил Нести и сказал, что, кажется, нашел ее, я несся по городу и потом по трассе, насилуя движок и выжимая из него все возможное и в то же время проклиная за то, что все равно недостаточно быстро. Едва свернув с шоссе, заглушил байк и решил, что дальше помчусь пешком, так чтобы приблизиться незаметно. А потом были выстрелы и мучительный вой Эрнеста, от которого внутри все замерзло, и дикий ужас, когда я рвал мышцы, толкая свое тело вперед с максимально возможной скоростью, истерически боясь не успеть. Самого момента обращения я ни за что не вспомню, настолько быстро все случилось. Словно я в одно мгновение перепрыгнул из человеческой формы в животную. Сомкнув челюсти на горле посмевшего посягнуть на мою любимую и причинившего вред члену моей семьи, я не сразу смог успокоиться. Волк требовал больше крови и желал еще битвы, не в состоянии унять ярость так просто. Он хотел еще метаться и разить всех вокруг, кто хоть отдаленно напоминал врага. Но никого больше не было. И все это оказалось забыто и стерто, стоило лишь посмотреть в глаза моей паре. Ничего не было важнее того, что я увидел и почувствовал в тот момент. Такое долгожданное и все же неожиданное узнавание по-настоящему родной души. И простое, но неоспоримое осознание, что, какую бы боль ни причинила мне моя неуемная пара, каких бы еще глупостей ни совершила и какой бы страх за себя ни заставила пережить, я все и всегда прощу ей. Буду прощать вечно и принимать такой, какая есть. Только пусть будет жива и смотрит так, пуская в свою душу и безмолвно крича о любви, которую я уже и не чаял увидеть. И пусть никогда не признает это вслух, пусть упрямится, ругается со мной и даже и не помышляет о подчинении. Не нужно мне ни слов, ни спокойствия, ни ее покорности. Пусть только любит и никогда не перестает это делать, а со всем остальным мы справимся, потому что это просто неважно.
Нести судорожно вздохнул, возвращая меня из момента погружения в мое болезненное счастье и напоминая о том, что, возможно, еще не все закончено. Юлали подалась ближе к нему, и ее чувство вины и горе стали физически осязаемы. Она, наверное, даже еще и сама не осознает, что приняла не только меня, но и всю мою стаю, признав себя частью семьи. Иначе она, обратившись, первым делом пожелала бы убежать как можно скорее, следуя инстинкту и спасая свою жизнь. Но сразу перед броском я видел ее решимость напасть на стрелявшего в Нести. Ее желание отомстить и защитить Нести с легкостью перебороло страх собственной смерти. А такое возможно, только если стая поселяется в твоем сердце. Изменяющие облик никогда не станут сражаться за то, что им не дорого и что они не считают своим.