Сядьте на пол
Шрифт:
Лёвка вчера впервые ходил на айкидо, чем вызвал у меня спонтанный перевод стихотворения Алека Хоупа. С первого раза участвовать в тренировке Лев не стал: там все ребята старше него, он стесняется пока. Посидели вместе на скамейке. Он смотрел, как тренируются, а я переводил по памяти «Тигра». (декабрь 2015)
ЧАСТЬ 2. ШКОЛА
ГЕН КРОКОДИЛА
«Не успел Кит отметить двухлетие, а уже научился группировать объекты по разным признакам, или наоборот, выявлять исключения. Объясняю ему, что такое фамилии:
— "Андреев" — это фамилия нашей семьи. Вот ты — Никита Андреев. А я Лёха Андреев. И дедушка наш тоже Андреев…
Кит перебивает:
— А мама нет! Мама девочка!» (август 2006)
Первая часть этой книги в основном касалась того, что происходит с детьми в семье. Логично предположить, что продолжение будет о жизни вне дома, в коллективах чужаков. Но для понимания отношений с чужаками придётся время от времени возвращаться к семейным "скелетам в шкафу".
Вот женщина в трамвае пилит свою дочь за то, что та слишком рано выскочила замуж и завела ребёнка. Дочь отвечает: "На себя посмотри!". Мать парирует: "Раньше время было другое!". Кто прав? Решить спор могла бы бабушка, добавив статистику ещё по двум-трём поколениям. И если бы выяснилось, что все представительницы женского пола в этом роду не засиживались в девках до 19 лет… ну да, тогда "это семейное".
В последнее время многие мои знакомые увлеклись генеалогией. К сожалению, в этой моде основное внимание уделяется дизайну (фоточки), а не аналитике. Более интересный подход реализован в генограммах Боуэна [30], где помимо формального описания родства, собираются даты вступления в брак и даты разводов, даты рождения детей, род занятий и другие черты поведения предков. Дальше отслеживаются общие паттерны: сходные временные интервалы, повторяющиеся типы отношений. Или можно поискать исключения — и понять, как они позволили выбиться из проблемного паттерна.
Изучая таким образом собственное семейное древо, я нашёл несколько интересных поворотов судьбы, которые сильно отличают меня от родителей — зато очень напоминают судьбу моих дедушек. Правда, родители жили в довольно стабильное время. А с дедушками меня объединяет «время перемен»: их молодость пришлась на войну, моя — на лихие девяностые. Если добавить ещё пяток факторов окружающей среды, то вся эта семейно-сценарная психология покажется совсем уж неточной наукой.
Может, надо сконцентрироваться на каких-то базовых качествах предков, из которых уже потом возникают социальные
Вот бы собрать и проанализировать все привычки наших предков, их увлечения, их реальные черты характера! Кажется, мы знаем об этом сейчас даже меньше, чем наши бабушки, сохранявшие устные родовые предания.
«До недавнего времени считал, что мой дед по материнской линии всю жизнь работал в милиции. Профессия конечно героическая, особенно в блокадном Питере и в годы послевоенного бандитизма. Но это как-то не вязалось с моими собственными чертами характера. А когда Кит стал делать школьный проект, посвященный прадеду, ему удалось выведать от бабушки некоторые истории, которых я раньше не слышал. Оказалось, что дед до войны служил пять лет на Тихоокеанском флоте. И только вернувшись оттуда после ранения, он пошёл в МВД. Выходит, я — внук моряка? Но это же совсем другое дело! Наверное, именно так чувствовал себя герой фильма «Дом, который построил Свифт», когда он проснулся с криком «Я — Гулливер!» (январь 2015)
Синдром дефицита внимания и гиперактивности (СДВГ) — одно из самых популярных психоневрологических расстройств XXI века. Диагностировать его начинают у многих детей в школьном возрасте, а иногда и раньше. Стоит ребенку продемонстрировать излишнюю импульсивность и хулиганское поведение, и его могут записать в «гиперактивные».
Причины синдрома до сих пор неизвестны, но это не мешает психиатрам лечить СДВГ с помощью психостимуляторов и антидепрессантов. Сто лет назад нечто подобное происходило с диагнозом "истерия" — чем только её не лечили, но впоследствии признали, что такой болезни вообще нет.
Возможно, точно так же отменят и СДВГ. Гипотеза "Охотников и фермеров", объясняющая этот феномен, появилась ещё в 90-е годы. Суть гипотезы в том, что СДВГ — не болезнь, а результат эволюционной адаптации, которая в наше оседлое время не востребована: люди с качествами охотников и кочевников современному обществу не очень нужны [31].
Несколько лет назад у гипотезы появилось генетическое обоснование. Нашли так называемый "ген авантюризма" — один из вариантов гена DRD4. Рецептор D4, кодируемый этим геном, определяет чувствительность определенных нейронов к нейромедиатору дофамину, который является чем-то вроде «сигнала счастья». Некоторые варианты данного гена снижают чувствительность дофаминового рецептора: таким людям нужно больше новых ярких впечатлений, чтобы порадоваться.
В бразильских племенах, предки которых вели кочевой образ жизни, этот ген поиска новизны встречается чаще, чем у оседлых племен, занимающихся сельским хозяйством. В Европе наибольшая доля носителей гена авантюризма — среди импульсивных ирландцев. А меньше всего носителей такого гена — у жителей Восточной Азии [32]. Некоторые предполагают, что это связано с существованием там мощных централизованных государств, где "текучка кадров" считалась невыгодным поведением. Я бы предложил версию попроще: в Восточной Азии благоприятный климат даёт было больше возможностей для оседлой фермерской жизни — по сравнению с Ирландией и другими северными странами, где добывать пропитание труднее, нужно охотиться.
Но оседлая жизнь постепенно становится благоприятной и в других местах. Охотники, моряки и прочие экстремалы больше не нужны в таких количествах. Однако люди с генетической "жаждой новизны" продолжают рождаться. Что же происходит, если окружающие условия заставляют прирожденного экстремала вести рутинный образ жизни?
Очевидно, его будет крючить. Может быть, он даже будет склонен к деструктивным действиям. И наоборот: случись катастрофа — эти люди вдруг оказываются спокойными и даже как будто счастливыми. Именно такое поведение показано в фильме Ларса фон Триера "Меланхолия". Да и в остальных фильмах этого режиссера повторяется общий шаблон: симпатичная женщина принципиально нарывается на неприятности — и получает от этого удовольствие. Поскольку Ларс фон Триер обитает в благополучной Западной Европе, едва ли его фильмы основаны на реальном опыте тяжёлой жизни. Скорее, это история про тот самый ген, который начинает напевать "I can get no satisfaction!" именно в благоприятной ситуации.