Сын фараона и жрец Анубиса
Шрифт:
– Да живет вечно, наш новый владыка и повелитель, фараон Аменемхет IV! – провозгласили жрецы бога Солнца и все собравшиеся подхватили этот возглас.
– Да живет вечно!
– Жизнь! Кровь! Сила! Фараон! Фараон! Фараон!
– Благодарю вас мои верные подданные! – громко произнес новый фараон. – Пусть боги и великий бог солнца Амон-Ра наставят меня на путь во благо страны Кемет!
Тени в лабиринте.
Ра-Тауи снова переместил принца в лабиринт. Принц был впечатлен увиденным. Его младший брат стал фараоном! Никчемный принц Аменемхет, а не он!
– Видел?!
– Таковы придворные и таковы нравы тех, кто находиться у власти. Так было, так есть, и так будет. Власть как настоящий яд отравляет того, кто пьет из её кубка.
– И я тоже отравлен властью, жрец? – принц Египта посмотрел на жреца Анубиса.
– Пока я не могу ответить на этот вопрос, мой принц. Ты сам ответишь на него, когда придет время. А пока пойдем смотреть дальше.
– Я не желаю видеть больше ничего. Находиться в зале, где провозгласили фараоном моего брата…
– Мы попадем уже в то время, когда фараона, твоего отца, станут хоронить, мой принц. Часть ненужных и тягостных для тебя подробностей мы пропустим….
Место действия: Хавар. Новая гробница. Погребение умершего повелителя Верхнего и Нижнего Египта Аменемхета III.
Саркофаг с мумией фараона Аменемхета III был установлен на большие сани с широкими полозьями, которые группа слуг должна была тянуть до самой гробницы. Сани были сверху обиты золотыми пластинами.
Птахотеп стоявший подле саней отдал приказ начинать скорбное шествие. Слуги фараона взяли в руки веревки и потянули сани вперед.
Наследник Аменемхет был первым кто шел за санями. На принце был роскошный наряд фараона. Его треугольный передник, вытканный золотом, сверкал знаками владыки. Его голову украшал немес – царский головной убор, изготовленный из ткани, сплетенный в узел сзади, с двумя длинными боковыми фалдами. На сандалиях нового фараона переливались самоцветы.
За ним следовали дальние родственники царского дома и все придворные чины и офицеры дворцовой стражи покойного фараона. Наряды их были много скромнее чем у фараона. Они соблюдали траур, и траур требовал от придворных и чиновников скромности.
Принцесса Сбекнофру шла следом за своим братом, будущим фараоном. Она видела, что брат мало скорбит по отцу. Фараон мало ценил своего младшего сына и тот платил ему тем же.
«Он весь разувается от спеси, после того как статуя Амона указала рукой на него, – думала принцесса. – Бог подтвердил его право быть фараоном. Хотя какой бог! Это сделали жрецы Амона, и мой братец уже одарил их за это по-царски».
Рядом с подругой была верная Ата.
– Ты видишь его, Ата? Смотри, как он доволен тем, что стал фараоном.
– Твой брат не будет хорошим владыкой, Себекнофру.
– Думаешь, я не знаю о том, Ата? Но меня сейчас волнует не это. Захочет ли он сделать меня своей женой?
– Каждому хочется получить такую красавицу как ты, госпожа. А вот меня мой отец Сапат прочит за номарха Заячьего нома Тутхотепа.
– Вот как? С каких это пор? – этого Себекнофру не знала.
– С недавних. Он, очевидно, получил кое-какие заверения в от Птахотепа, верховного чати, который желает остаться на своем посту и дальше при твоем брате, Себекнофру.
– Ну, это вряд ли, Ата. Аменемхет терпеть не может Птахотепа. За это могу поручиться.
– Да, но Птахотеп привлек на свою сторону номархов, и они окажут ему поддержку. А те надавят на твоего брата. И он отдаст меня. Что ему счастье какой-то служанки.
– А ты не желаешь за Тутхотепа, Ата?
– Я ненавижу этого номарха, госпожа. Он мне противен. Ты видела его тело? И мне идти замуж за этого любителя кутежей и грязных оргий?
– Да, Тутхотепа нельзя назвать приятным мужчиной, Ата, – согласилась принцесса. – Но при его дворе в Гелиополе нравы свободные. Что помешает тебе там завести дружка? У Тутхотепа не менее сотни наложниц и рабынь для услад. Вряд ли он станет тебя мучить долго.
– Себекнофру! Я уже дала слово другому, быть его женой. И никто не сможет меня заставить нарушить это слово, хоть я и всего лишь женщина.
– Это офицер гвардии дворца Менес?
– Он, – согласилась Ата.
– Но совсем недавно, ты говорила мне, что не выделяешь этого офицера больше чем иных. Разве не так?
– Так. Но я стала его женщиной с тех пор, госпожа. А он стал моим мужчиной. В полном смысле этого слова, принцесса…..
Сириец Урах, приближенный слуга нового фараона шел среди притворных и внимательно оглядывал их. Сириец готовился стать одним из первых вельмож государства. Но он был не глуп в отличие от своего господина и понимал, что такое его царственный друг. Такого фараона ничего не стоило обвести вокруг пальца и потому Урах должен знать все придворные интриги.
«Птахотеп сумел склонить на свою сторону номархов. Тутхотеп подержал его столь яростно, что это вызвало удивление многих, – думал Урах. – И желание у Птахотепа одно. Он желает сохранить за собой пост главного чати. И я бы не прочь занять этот пост. Но пока такой возможности у меня нет. Принцу еще стоит утвердиться на троне фараонов. Но на что же рассчитывать мне? Что я могу получить уже завтра? Пост главного казначея? Нет. Амени перешел на сторону Птахотепа. А хорошо было бы взять в руки казну такого великого царства. Пост церемониймейстера дворца? Пожалуй, я смогу его получить, но что даст мне столь малая должность? На что я смогу влиять? Почти ни на что. Они не могут простить мне то, что я сириец, а не египтянин. Стоит мне породниться со знатной египетской семьей, и тогда я смогу укрепиться среди египетской верхушки. Но кого наметить на роль моей будущей жены? Уж не Ату ли? Она служанка принцессы и пользуется влиянием. Её отец придворный фараона. Хотя он не знатного рода. Нет нужно кого-то позначительнее».
И подобные мысли тревожили каждого из громадной процессии придворных. Все они думали в этот час о своей собственной судьбе. Каждый хотел сохранить за собой свою должность и все связанные с ней доходы….
Процессия достигла царской гробницы. Она была центром нового некрополя, который по приказу фараона выстроил архитектор Сенусертах.
Сама пирамида была довольно большой 102 на 102 метра и впечатляла взоры. Вход в погребальную камеру был прорублен с юга и сейчас был открыт. Подле него суетились сотни людей.