Сын Льва

Астахов Андрей Львович

— Зверей — чтобы делать из них монстров?

— В точку, милая. Тиха — остров небольшой, там кроме чаек, сусликов и больших черепах никакой живности не водится. Так что где бы еще Каффарай нашел животных для своего зоопарка?

— А рабы?

— Хищников надо чем-то кормить, — с мрачной улыбкой сказал Фасис. — Каффарай приучил своих монстров к человеческому мясу. Кроме того, для изготовления эликсира йавхи необходима свежая человеческая кровь.

— Этот Каффарай просто ублюдок.

— Причем редкостный. После того, как слухи о его домашних собачках и кошечках стали расходиться по Зеленому морю, количество контрабандистов, имевших с ним дело, стало намного меньше. Никто не хочет рисковать своей шкурой и стать кормежкой для Каффараева зверинца. Но парень продолжает варить чертово зелье, и еще есть подонки, которые продолжают иметь дело с Каффараем.

— И власти терпят все это?

— Политика, девочка. По Территориальному статуту, подписанному после Войны Зеленого моря, Тиха является нейтральной территорией. Остров расположен на границе территориальных вод сразу трех держав — Дарната, Непеты и Саиса. По статуту любой корабль любой страны может заходить на Тиху. Одно время этим правом вовсю пользовались пираты, которые устроили на Тихе свои базы. Потом их выбил оттуда объединенный флот Дарната и городов Пятиречья. Вот

тогда-то Каффарай и обосновался на Тихе. Теперь он там вроде как хозяин. И объяснить ему, что он неправ, некому. Чтобы покончить с сукиным сыном, большие люди в разных странах должны договориться, а этого они не делают — почему, одному Аквину известно! Может, не могут, а скорее всего, просто не желают. Хотя, если подумать, можно найти сносное объяснение: Каффарай с его торговлей дурманом и чернокнижными шалостями пугает правителей приморских государств меньше, чем пираты, которые теперь обходят Тиху за семь вод. Да и Каффарай не сидел, сложа руки. Теперь его защищает целая свора созданных при помощи самой расчернейшей магии тварей, и покончить с ним — задача непростая. Про Тиху ползут такие зловещие слухи, что желающих лишний раз сунуться сюда просто не сыскать.

— Считаешь, что я не справлюсь?

— Не знаю, — простодушно ответил капитан. — Я много слышал о тебе. Да и Келис не обратился бы к тебе, если бы не считал, что тебе по зубам этот орешек Каффарай. Но тебе придется очень трудно.

— Если мне понадобится твоя помощь, я могу на тебя рассчитывать?

— Конечно. Людей у меня немного, но все проверенные. Они не подведут.

— Хорошо. Рада это слышать.

— Скоро подадут ужин. Надеюсь, ты и твой спутник составят мне компанию.

— Благодарю, капитан. Я позову Вислава.

Фасис кивнул касте и спустился в трюм. Каста осталась на палубе одна. «Стриж» быстро удалялся от берега Оргеллы на юго-восток. Вечерняя заря уже окрашивала небо в пурпурные тона, и Касте почему-то хотелось бесконечно долго стоять на этой палубе и смотреть на закат. Потом она услышала пение.

Вислав сидел у противоположного борта на бухте канатов, тщательно смазывал водоотталкивающей мазью свой лук и пел что-то на родном языке. Благодаря кольцу Моммека Каста могла понять слова баллады, и они показались ей печальными — и в то же время песня была к месту и ко времени:

Хварт, вечный владыка холодных морей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй — Искал женихов для своих дочерей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй. «Три дочери милых, Вы — гордость отца! Мне б каждой найти Жениха-молодца, Чтоб свадьбу веселую Каждой сыграть, Чтоб жемчугом Свадебный путь посыпать! Пучина — любимая Старшая дочь, С холодною кожей, С глазами, как ночь. Всегда ты готова Принять моряков — Вовек им не сбросить Любовных оков! Но только, Пучина, Печален твой взгляд. Иль ласкам твоим Твой избранник не рад?» «Я бледен и хладен. Пучина, прости — Тебя не смогу Под венец повести». Хварт, вечный владыка холодных морей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй — Искал женихов для своих дочерей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй. «Ах, Буря — отрада Седого отца. Нашла ль ты себе Жениха-молодца? От песен твоих Океан входит в пляс, И серый бег туч В глубине твоих глаз. Но, Буря, я вижу — Так грустен твой взгляд. Иль ласкам твоим Твой избранник не рад?» «Тайфун ломит мачты. Ах, Буря, прости — Тебя не смогу Под венец повести». «Хварт, вечный владыка холодных морей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй

Ланна хэй — Искал женихов для своих дочерей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй. Свобода — последняя Дочь старика! Боюсь, не найти мне Тебе женишка. Пучина и Буря Не медлят, не ждут И всех женихов У тебя отобьют!» «Отец, не печалься — Так сладок мой зов. Он лучших из лучших Зовет женихов. Они его слышат, Они его ждут, И в море на голос Свободы идут. Пучина и Буря Не всех заберут, И ужасы странствий Не всех отпугнут». «Я здесь брошу якорь. Свобода, прими! И странника крепко — прошу — обними!» Хварт, вечный владыка холодных морей, — Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй — Искал женихов для своих дочерей,— Хэй-хэй Ланна о-вэй, О-вэй Ланна хэй.

— Твоя песня? — спросила Каста, когда Вислав замолчал.

— Моя. Ужасно?

— Как раз нет. Мне понравилось.

— Ну да? — Вислав с интересом посмотрел на девушку. — Ты стала любить стихи?

— Я не говорила, что не люблю стихов. Я сказала, что не люблю плохих поэтов и плохие стихи.

— Значит, эти хорошие?

— Хорошие. Но есть лучше.

— И ты знаешь такие?

— Конечно.

— Можешь прочитать?

— Зачем тебе?

— Просто хочу понять, как надо писать стихи, чтобы они понравились Касте Великолепной.

— Льстец! — улыбнулась Каста. — Ну, хорошо. У меня в Дарнате был один друг. Художник. Он иногда просил меня попозировать ему. А еще он писал стихи. Одно я запомнила:

Звезда мне мигнула с небес И стало душе веселей. Настиг меня ветер ночной Нежданною лаской своей. И месяц мой путь осветил, Как яркий бумажный фонарь. А где-то вдали был мой дом, В котором так ждали меня. Обед, приготовленный мне, На старом столе остывал. Семья собралась у огня И жизнь вспоминала мою, И детство, и юность мои — Ведь рос я у них на глазах. А я в это время шагал Дорогой в далеком краю, И слезы мешались мои С осенним дождем на щеках.

— Чудесные стихи, — искренне восхитился Вислав. — Твой приятель настоящий поэт. Куда лучший, чем я.

— Ты правду говоришь?

— От чистого сердца. Я всегда говорю то, что думаю.

— Ты прав. От этих стихов мне иногда хочется плакать. Потому что они обо мне, — Каста помолчала. — Мой дом далеко. Там вся моя семья, и они ждут меня. И одна только неотвратимая Некриан знает, когда мы встретимся.

— Иногда ты говоришь очень печальные вещи, Каста.

— И ты начинаешь меня жалеть? Тогда мне повезло, что я встретила тебя. Хоть кто-то видит во мне женщину, а не машину для кровопускания.

— И это сказано от чистого сердца?

— Конечно. Только не вздумай признаваться мне в любви. У тебя никаких шансов.

— Это почему? Я стар, или некрасив? Или недостаточно отважен и силен для тебя? А может, ты мечтаешь о богаче, который будет осыпать тебя золотом и оплачивать любые твои прихоти?

— Ну, ты еще не стар, и статью тебя боги не обидели. Отвага и сила у тебя тоже есть. То, что ты небогат, даже хорошо. Богачи у меня были. И все они оказывались редкостными жмотами. Пока они добивались моей благосклонности, делали дорогие подарки, сорили деньгами. А потом… Потом я понимала, что щедрые мужчины бывают только в сказках. Я знала только одного по-настоящему щедрого человека — щедрого душой. Но его давно нет, и с его уходом во мне что-то умерло.

— Ты очень любила этого человека?

— Очень.

— И поэтому не сможешь полюбить другого?

— Иди к дьяволу, Вис!

— Прости, если мои слова обидят тебя, но нельзя жить прошлым. Ты очень молода. Нужно думать о будущем.

— Ты-то сам о нем думаешь? Вон, сединой уже тебя побило, как старого волка, а все шатаешься по свету и влипаешь в разное дерьмо. На чем попался в Дарнате?

— Хотел раздобыть коготь гура.

— Что раздобыть?

— Коготь гура — одного волшебного зверя. В моих краях такого зверя называют грифом или грифоном. Он похож на льва, только…