Сын палача
Шрифт:
— Была рада с тобой повидаться, — прощалась со мной подруга, — Не пропадай.
— Это скорее мне нужно так говорить, Анн. Я то здесь работаю, а вот что делаешь ты…
Заканчивать я не стал, а она свела все к шутке.
— Вот и работай дальше, я сама тебя найду, если что. Пока!
— До встречи, Аннэль.
Мне следовало вернуться в больницу, потому что рука начала подозрительно ныть. Да и не рассчитывал я гулять до поздней ночи, ведь Рада может вернуться за мной в любой момент. А отчитываться еще перед одной девушкой мне совсем не хотелось.
Сориентироваться и найти
Зак немного поворчал для порядка, но вернул меня в палату, оставив наедине с собственными мыслями.
Был еще один вопрос, для решения которого мне был нужен покой и, желательно, тишина. Устроившись довольно-таки удобно, насколько это позволяла больничная койка, я обратился к собственной магии, что находилась во внутреннем источнике (его еще часто называют резервом), являющимся точкой сосредоточения всей энергетической системы мага, и прислушивался к ее хаотичному биению. Отзыв пришел сразу. Магия аспекта хаоса не всегда была послушна в вопросах, касающихся эффекта заклинания, но вот отзывалась намного проще других. Так же, как и магия порядка, делавшая возможным существование паладинов. Две противоположные сферы. И сколько многочисленными были паладины, для вступления в ряды которых совсем не требовалось родиться с магическим даром, столь же малочисленными были маги хаоса.
На войну я отправился уже инициированным магом третьего круга, для моего возраста это можно было считать достижением. Прошел все до самого конца, затем просидел в темнице, а сейчас поддерживаю магию только эссенцией. Аннэль права, на одной эссенции магию третьего круга использоваться сложно, почти невозможно. Нужно очень плотно подумать над тем, каким образом это получается.
От размышлений при изучении собственной магической энергосистемы, что кстати может далеко не каждый маг (ага, я очень скромный, но тщеславие мне знакомо) меня отвлек недовольный стук в дверь. Естественно, дожидаться моего ответа или разрешения Зак, а это был именно он, и не думал, сразу войдя и с порога сообщив:
— К тебе там гость. Я его почти не знаю, он иногда покупает у нас некоторые укрепляющие составы и лекарства, но выглядит этот старик подозрительно. Ты кого-то ждешь?
А ведь Зак на своем уровне вполне способен почувствовать ауру, даже если маг ее скрывает.
— Подозрительный, потому что маг смерти? — уточнил я, на что получил утвердительный кивок. — Да, я его знаю. Не думал, что граф Томек Грахтарн придет прямо сюда, но… Раз уж пришел.
Зак немного удивился, скорее всего припомнив, что в нашем последнем разговоре я упоминал это имя. Не думаю, что лекарь испытывает сильный пиетет перед старым родом уже несуществующего, благодаря победе империи, королевства.
— Я впущу его, — решил маг жизни, — но разговор пройдет в моем присутствии.
— Вряд ли старик на это согласиться.
— Тогда путь убирается, — отмахнулся мой друг. — Это моя больница и здесь я устанавливаю правила.
Я улыбнулся. Склонность Зака к властности, когда он находился в пределах своей вотчины, меня всегда умиляла. Особенно это проявлялось в ситуациях, когда в полевой лазарет приносили раненых — в этот момент он мог отдавать приказы и вышестоящим офицерам, как правило, даже те ничего не говорили о таком поведении одного из лучших магов жизни в нашем формировании.
Старый граф в этот раз выглядел несколько лучше. Он походил на горожанина, и потому мог легко смешаться с толпой. Завидно. Начинаю думать, что пока я тратил впустую время, просиживая задницу в темнице, все вокруг оттачивали новые умения. Томэк зашел в палату, а затем обернулся на следовавшего за ним мага жизни, вставшего у стены. Опережая обоих я говорю:
— Граф Грахтарн. Разрешите представить, Зак Эрлоу, мой сослуживец и друг. Он в курсе всех событий и я ему полностью доверяю.
Томек хмыкнул, в этом звуке слышалось некоторое одобрение. По крайней мере очень хочется на это надеяться.
— Дружба в наше время очень дорого стоит, так что это на твое усмотрение, — проворчал он. — Главное, чтобы во время следующей нашей встречи круг твоих друзей не вырос до десятка человек.
Он сделал шаг вперед, оглядывая мою руку.
— Уже успел с кем-то поцапаться? Дай угадаю, лютоволк? — он сморщился, что-то шепотом проговорив.
Из того, что я сумел разобрать, это была ругать.
— Да. Только непростой лютоволк, — добавил я.
— Сам знаю, что непростой. А еще очень хочу знать, каким образом они их делают?
— Они? — я насторожил слух.
Но ответ меня разочаровал:
— Имперцы. Кто-то из клубка их интригующих друг с другом знатных родов. Большая Пятерка изрядно ненавидит друг друга, чтоб ты знал, — нравоучительно произнес старик, словно втолковывал детишкам всем понятные вещи.
Он потянулся к моей руке, будто желая ее осмотреть.
— Я бы попросил вас, граф, не трогать моего пациента, — встрял Зак, настороженно следя за действиями мага смерти.
— Я уже давно не граф, — отмахнул от него Томек. — И я не лечить его собираюсь, мальчишка. Это ваша, жизнелюбов, прерогатива. Но есть вещи, которые вы, даже на пике своих сил, заметить неспособны. То, что видят только маги смерти, — с гордостью произнес он.
Я кивнул другу. Вряд ли Грахтарн собирается устроить бой. А если попытается наложить проклятие, то у меня есть, чем его удивить. Маг хаоса, который «не заметил» накладываемого на себя заклинания, будучи в сознании и в силе — это очень несмешной анекдот.
Действие чужой магии ощущалось как нечто… холодное и пугающее. Но Томек лишь что-то искал, не пытаясь как-либо на меня влиять. Примерно минуту спустя он задумчиво промурлыкал какую-то мелодию.
— Поздравляю, никаких следов деградации магии, несмотря на долгое отсутствие источника.
Зак хмыкнул:
— Это и я мог бы сказать.
— Кретин, — поморщился Грахтарн. — Ты можешь увидеть только проявление следствий такой деградации, а это значит, что процесс зашел уже достаточно далеко. У тебя же, — граф снова обратился ко мне, — все девственно, как у вчерашней выпускницы института благородных девиц. Ни остаточных струпьев от проклятий, ни магических шрамов от ранений. Не знал бы точно, что ты всю войну провел на передовой, то счел бы, что ты к линии фронта ближе десяти километров не подходил.