Сын парижанина
Шрифт:
— Вы что, с ума сходите? — надменно бросил Меринос. — Берегитесь!
— Погоди-ка, сейчас начнем… Буду я твоим противником, буду… Только дай посмеяться вволю… Ой, не могу… Умора! Ха, ха! Чертов Меринос! Ха, ха, ха!
— Вы или трус, или дурак, а может, и то и другое… Но ваше шутовство на меня не действует, — ответил американец. — Вижу, вы трусите! Ну и отколочу же я вас!
— Погоди, говорю, — со смехом продолжал Тотор. — Ах, если бы ты себя видел! Ха, ха! Ну, посмотрись в воду… Скажи честно сам, ведь даже деревянные лошадки подавятся от смеха! Разве можно тонуть в таком виде? Ах, бедняга! У тебя ни подходящего костюма, ни призвания для таких
Действительно, юный миллиардер выглядел неважно. Его фрак, вырезной жилет, лакированные туфли, крахмальный пластрон рубашки, жесткий воротник — весь этот роскошный хлам обесцветился от морской воды и жалкими складками прилип к телу.
— И в довершение всего, — продолжал парижанин, покатываясь со смеху, — в твоих штанах прореха, и оттуда торчит рубашка, как белый султан [32] Генриха Четвертого… [33] Нет! Уж слишком ты нелеп! Дай посмеяться вволю над твоей рожей, жертва кораблекрушения! Такой и отец вообразить не мог!
32
Султан — здесь: украшение на головном уборе, сделанное в виде пучка перьев или конского волоса.
33
Генрих IV (1553–1610) — французский король с 1589 года (фактически с 1594). Убит религиозным фанатиком.
Грубоватые шутки, град уколов по самолюбию довели американца до бешенства. В глубине души он и сам сознавал, что смешон. Только подумайте, в какое положение он попал! Элегантный молодой человек, привыкший чуть не ежечасно менять одежду! Обворожительный принц, который посчитал бы бесчестьем для себя не быть одетым так, как требуют обстоятельства! И вот его-то так унижает, представляет в карикатурном виде, даже хлещет по щекам этот веселый товарищ по несчастью!
Яростный приступ гнева овладел сыном магната. Пора кончать, во что бы то ни стало. О! Заткнуть глотку этому гаврошу, дать ему по губам, чтобы не слышать больше его острот!
Американец набросился на Тотора и попытался ударить правой, рыча:
— Подлец, убью!
Движение было молниеносным, и все же рука янки встретила пустоту. Ведь даже молния уступает быстроте мысли!
С редким проворством парижанин присел, схватил ноги Мериноса повыше икр и дернул. Бедный Меринос внезапно потерял равновесие и во весь рост грохнулся на спину. Густая трава смягчила удар, однако от жилета отлетели все пуговицы!
— Готов! — крикнул неисправимый насмешник. — Грохнулся, как чурбан! В добрые старые времена говаривали: получил билет в партер! Ну, вставай!
Когда рассерженный, бледный Меринос, скрежеща зубами, поднялся с земли, какой-то сплющенный, черный, блестящий «блин» вывалился из-под его распахнутого жилета. Тотор подскочил, поднял упавшее нечто и закричал с торжеством:
— Шапчонка, колпак, печная труба для довершения твоего наряда! Удачно, очень кстати!
Вы помните, что перед стычкой на палубе «Каледонца» молодой янки, чтобы освободить руки, сложил свой шапокляк [34] и засунул его между жилетом и манишкой?
34
Шапокляк — вид головного убора цилиндра с пружинками внутри, позволяющими складывать, нажимая сверху, цилиндр в плоский круг для удобства ношения в руках или для упаковки.
Судьбе было угодно, чтобы именно этот парадный головной убор, шелковый цилиндр, предмет гордости и зависти негритянских королей, избежал гибели в волнах. Теперь он внес оттенок бурлеска [35] в трагикомедию драки.
Меринос вскочил на ноги и снова яростно набросился на Тотора. Тот сделал вид, что хочет сбежать и улепетывает Меринос кинулся за ним с проклятьями. Тогда Тотор, хохоча как сумасшедший, повернулся, держа сложенный цилиндр обеими руками, и крикнул:
35
Бурлеск — преувеличенно-комическое изображение (в литературе, на сцене).
— Заряжено! Берегись!
Он нажал на пружину. Хлоп! Лепешка превратилась в жесткий, блестящий цилиндр. Шляпа воскресла и чуть не ударила по лицу оторопевшего Мериноса, который, зажмурившись, инстинктивно отшатнулся.
— Боишься? — забавляясь, крикнул француз.
Но американец в приступе ярости уже ничего не видел и не слышал. Его глаза пылали, из горла вырывались хриплые, нечленораздельные звуки. Он ринулся на Тотора, как зверь: схватить его, задушить, разодрать на куски!
Вдруг парижанин отбросил шляпу, обеими руками схватил своего противника под мышки и по-прежнему с улыбкой стал его сдавливать.
Выражение лица Мериноса менялось: изумление, мука, страдание поочередно отражались в его чертах. Челюсти американца сжались, глаза закатились. Под страшным нажимом рук, которые продавливали ему бока, его щеки побледнели, губы приняли лиловый оттенок. Он, задыхаясь, скрипел зубами, чтобы не застонать. Какой удар его гордыне! Как, миллиардеру признать себя побежденным! Ни за что!
Это продолжалось всего секунд десять, а он уже терял сознание! Парижанин давил все сильнее… Задыхавшийся Меринос чувствовал себя так, будто попал в тиски, слышал, как трещат кости под охватившими его невероятно сильными руками. К нестерпимой физической муке добавилась смертная тоска погибающего человека. Уже не было сил защищаться, с губ сорвались лишь слабый стон и одно слово, которое уже невозможно было удержать:
— Пощады!
— С тебя довольно? — странно спокойным голосом спросил Тотор.
— Да… не могу больше… умираю, — пролепетал Меринос.
— Полно! Я просто нажал довольно сильно. Пройдет! Раз ты признаешь себя побежденным, на этом кончено.
И грозный человек со стальными мускулами разжал страшные объятия, в которых погибал противник. Парижанин поднял Мериноса, как ребенка, положил его под широкие, пахнущие медом листья растений с ярко-красными цветами, затем принес цилиндр и, наполнив его травой, просто сказал:
— Солнце поднимается, под тропиками его лучи смертельны, лучше надень свою шляпу. Я набил ее листьями и травой, чтобы сохранить немного прохлады. Но место для головы еще есть. Ну как? Тебе лучше?
Американец сделал еще несколько жадных вдохов и ответил:
— Да, сейчас лучше, но уйдите.
— Как? Ты все еще сердишься?
— Больше прежнего!
— Не понимаю…
— И незачем понимать. Мы чужды друг другу. Каждому — свое…
— Да у нас одна судьба, как у креветок в банке! Ты что, сбрендил?