Сын шевалье
Шрифт:
— Жеан! На помощь, Жеан!
Кончини сдавил девушку с такой силой, что ему удалось, наконец, оторвать ее от земли. Тогда он двинулся к кровати, словно зверь, несущий добычу в свое логово. Он шел медленно, поскольку она билась в его руках, нанося ему удары куда попало, но неотвратимо приближался к цели, полностью убежденный, что более ничего ему не помешает. И на ходу, как бы отвечая на ее зов, вопил во всю мощь своих легких:
— Забудь о Жеане! Он в Шатле… слышишь? В Шатле! Он сидит в темнице, закованный в цепи, и выйдет оттуда только на эшафот!
Едва он произнес последнюю фразу, как за его спиной зазвенел яростный голос:
— Ты ошибаешься, Кончини! Жеан не в Шатле! Он здесь!
В то же мгновение фаворит королевы получил мощнейший удар сапогом в зад. Он был настолько неожиданным и точным, что Кончини вместе со своей драгоценной ношей повалился бы на паркетный пол, если бы его не придержала за плечо чья-то сильная рука. Оглушенный и растерянный похититель тут же взвыл от ужасной боли, ибо вслед за пинком получил звонкую пощечину. Руки его разжались, выпустив жертву. Но Жеан на этом не успокоился. Быстро и грубо развернув негодяя, он со всего размаха залепил ему вторую пощечину, от которой Кончини, кубарем покатившись на пол, лишился чувств.
Глава 14
КАК НАДО ПРЕДАВАТЬ ДРУЗЕЙ
Бертиль уже успела спрятаться за спиной своего спасителя. Повернувшись к ней, Жеан промолвил тоном бесконечной нежности:
— Вам больше нечего бояться.
Она подняла к нему взор, в котором без труда можно было прочесть признательность, восхищение, любовь. С трогательной простотой, говорившей о полном доверии, она прошептала:
— Теперь я не боюсь.
Но пережитое потрясение оказалось слишком сильным. Смежив свои прекрасные глаза, она пошатнулась и упала бы, если бы Жеан не успел подхватить ее в последнюю секунду. Проявив бесстрашие и упорство в борьбе, она платила теперь неизбежный долг природе.
— Умерла? — прохрипел Жеан.
И, устремив грозный взгляд на Кончини, по-прежнему лежавшего без сознания на полу, он воскликнул:
— Горе тебе!
Однако Бертиль уже приходила в себя. Мягко высвободившись из его объятий, она улыбнулась своей пленительной улыбкой. А он, бледный как смерть, дрожа и задыхаясь от невероятного волнения, сжимавшего ему горло, почти всхлипнул:
— О, как же я испугался!
Он был сейчас великолепен и изумителен, этот лев, не ведающий страха. Этот лихой рубака, бестрепетно вступивший в бой с полусотней лучников. Этот смельчак, преградивший путь самому могучему государю Европы и дерзнувший затем вызваться в провожатые оскорбленному им монарху. Этот храбрец, посмевший проникнуть в логово Кончини — человека, по-своему не менее опасного, чем король, — чтобы вырвать из его рук добычу, уже обреченную на заклание, и подвергнуть похитителя самому позорному наказанию.
Этот головорез, этот сорвиголова дрожал, как слабая женщина, наивно признаваясь, что испугался — и чего же? Того, что увидел упавшую в обморок девочку.
Какое признание в любви могло бы быть более красноречивым, более трепетным, более трогательным, нежели эти два слова в устах такого человека: «Я испугался!» И Бертиль прекрасно это поняла.
Ее измученное лицо мгновенно просияло; на мертвенно-бледных щеках выступил нежный румянец; потухший взгляд обрел прежний блеск, а на устах вновь засверкала пленительная улыбка: весь облик девушки выражал простодушное восхищение и наивную гордость.
Только сегодня вечером они впервые заговорили друг с другом, но все их слова и жесты неопровержимо свидетельствовали о высокой, благородной любви. Юные, красивые, полные жизненных сил, они были восхитительны — но сами этого не сознавали. Зато им было известно другое: всем своим существом они ощущали, что навеки принадлежат друг другу.
Слова были им не нужны. Глазами и улыбками они говорили больше, чем могли бы выразить самыми красноречивыми фразами.
Они стояли лицом к лицу, разделенные опрокинутым креслом, случайно оказавшимся у них на пути, и молчали. Говорили только их глаза; оба улыбались, наивно любуясь друг другом.
Жеану казалось, что он в раю. Он отдал бы все, чтобы это мгновение величайшего счастья, столь целомудренно-нежного и одновременно столь сильного, что он почти сгибался под его тяжестью, продлилось бы вечно. Он забыл, в каком гнусном месте они находятся, забыл о своей бедности и безродности… забыл, что она дочь короля…
Чары рассеялись лишь тогда, когда до него донесся грохот запираемых засовов.
Быстро обернувшись, юноша увидел, что Кончини исчез — очевидно, именно он и закрыл дверь в прихожей на засов.
Бертиль, инстинктивно приникнув к своему спасителю, показала глазами, расширившимися от испуга, на потайную дверь, через которую Жеан вошел, и прошептала:
— Бежим! Этот путь еще свободен.
Горделиво улыбнувшись, он жестом успокоил ее и сказал нежно:
— Пока я рядом, вам нечего бояться.
Кончини пришел в себя, когда влюбленные в безмолвном экстазе смотрели друг на друга. Сначала он подумал, что весь этот кошмар просто приснился ему. Но нестерпимая боль в обожженной ударом щеке и ноющий после пинка зад быстро напомнили, что ни о каких галлюцинациях и речи быть не может. Реальность предстала перед ним во всей своей грубости: он оказался не только в жалком, но и в весьма опасном положении
Его налитые кровью глаза уставились на прелестную пару, губы искривились в ужасной усмешке, а пальцы конвульсивно сжали рукоять кинжала. Но он тут же опомнился и, яростно тряхнув головой, пробормотал:
— Нет! Слишком быстрая, слишком легкая смерть! Мне нужна месть страшная, утонченная… чтобы это была медленная, бесконечная агония… под неслыханными пытками! Я придумаю беспримерную казнь для него! Но пока надо выйти отсюда!
Это оказалось несложным делом: Кончини проскользнул в туалетную комнату, смежную со спальней, и тихонько запер дверь. Влюбленные, поглощенные друг другом, ничего не заметили.
Через туалетную комнату можно было пройти в прихожую с массивной, тяжелой дверью. Кончини, одним прыжком оказавшись на пороге, захлопнул ее за собой ударом ноги и яростно рванул два засова. Теперь он мог уже не бояться шума.
Именно этот скрежет и заставил молодых людей очнуться.
Кончини же разразился исступленным хохотом, проскрежетав:
— Они у меня в руках!
Он хотел повернуться, но в этот момент чьи-то крепкие пальцы с силой сжали его запястья. Одновременно другие руки с поразительной быстротой обезоружили его: кинжал и шпага полетели в угол прихожей.