Сын ведьмы и коловертыши
Шрифт:
Вопросы, много вопросов вихрем закружились у него в голове. Звук разбитой посуды прервал разговор.
– Тиночка проснулась, – старушка поспешила из комнаты.
Профессор посмотрел на диплом, водруженный на место. Дата окончания курсов совпадала с датой начала болезни Тины.
Егор барахтался в мутной жиже, изо всех сил пытаясь выбраться из болотца. Небольшое на вид оно оказалось бездонным. Он уже пробил тонкий слой спутанных корней здешних трав. И ноги проваливались все глубже и глубже.
– Горе ты мое, – шестипалая рука, появившаяся перед носом, заставила Егора вцепиться в нее из последних сил. – Тихонечко, авось болотце-то и отпустит, – девушка помогла выбраться ведьмаку на твердую поверхность и посмотрела сверху вниз на растрепанного Егора. – Ну, скажи ты мне на милость, я чего теперь, каждый год буду тебя из болота таскать?!
– Спасибо, Пороша, – Егор поморщился и чихнул. – Утренняя прохлада пробирала до костей. Он застучал зубами, понимая, что не может согреться.
– Не меня благодари, а коловертыша. Он меня из постели вытащил, – ответила она. – Да ты не в себе, – Пороша озабоченно склонилась над парнем. – Давай-ка, держись за меня. В два шага до бабки твоей доберемся.
– Угу, – Егор встал, борясь с дрожью в коленях.
Чистюля озабоченно запищал.
– Почему все кружится? – спросил Егор, всматриваясь в вертящийся вокруг него мир.
Но никто не ответил. Мир закрутился еще быстрее, сливаясь в одну черную непроглядную полоску. Она увеличивалась, заполняя все вокруг. А потом наступила полная темнота.
Тина смущенно улыбалась на кухне. Рядом валялась разбитая посуда.
– Я нечаянно. Это голос рассердился, что я вам помогаю, – она посмотрела на Профессора.
– Горе ты мое, – запричитала седая женщина, собирая осколки.
– Я, пожалуй, пойду, – Алексей стоял у входа на кухню, прекрасно осознавая, что он лишний. – Вот только куда? – подумал он. Воспоминание о парящих в небе ведьмах было реальным, ярким и пугающим.
– Ты ляжешь здесь, – почти приказала Тина, поднимаясь с диванчика. – Мы с мамой пойдем в комнату.
И Алексей неожиданно подчинился и присел на освободившийся диванчик. В этой маленькой однокомнатной квартире было спокойно. Здесь все пропиталось настоящей любовью. Любовью, которая подчас оборачивается сильной разрывающей душу болью. Квартира была почти полной копией его собственной. Вот только в том доме стены были увешаны его дипломами. А полку шкафа украшала фотография «золотого мальчика», как называла его сестра. Ему показалось, что именно она, улыбаясь, наклонилась и поцеловала его в лоб.
– С возвращением, – прошептал родной голос. И Алексей провалился в мягкий обволакивающий сон.
Он был ребенком. Сестра раскручивала качелю-вертушку, стоящую во дворе многоэтажки. А он, вцепившись в железные прутья побелевшими от напряжения пальцами, старался не закричать от страха.
– Испугался,
Она действительно была старшей сестрой. Взрослее на пятнадцать лет. Дочь отца от первого брака. Единственная живая душа во всем мире, кого интересовала судьба пятилетнего мальчика, ставшего сиротой после автокатастрофы, в которой погибли родители.
– Надо было сказать, – она погладила ребенка по голове.
– Мужчины не боятся, – мальчуган повторил любимую фразу отца. И тут же обнял девушку, зарывшись лицом ей в плечо. – Тоня, ты меня не бросишь? – едва слышно прошептал он.
– Ни-ког-да, – четко по слогам ответила она, целуя Алешу в макушку.
Звон посуды ворвался в сон. Зашипел сбежавший кофе. Алексей с трудом разлепил глаза.
– Доброе утро! – жизнерадостная старушка уже накрывала на стол. А я с утра на рынок сбегала, – она кивнула на сумку, стоящую у стола. – Там такие вещи говорят! Вроде у окраины, ближе к автобусной остановке, за одну ночь лес вырос. Прямо к рабочему поселку подступил. И убийства-то не прекратились. В том же поселке мальчонку семилетнего мертвым нашли. Шею ему кто-то свернул. И вот ведь, никто ничего не слышал, все спали как убитые.
– Извините, где здесь ванная? – Алексей поднялся.
– Да сразу за кухней налево. У нас совмещенный санузел, – как ни в чем не бывало продолжала болтать женщина. Тонкие стены квартиры без труда пропускали ее звонкий голос. – Так вот, о чем это я. С утра значит, потихонечку, чтоб никого не разбудить, на рынок. А там такие страсти! Из администраций этих понятно за что убивают. А мальчонка-то причем? Хотя, по правде сказать, там и горевать-то некому. Бабка его померла уж год как, а отец пьет по-черному.
Алексей включил воду, заглушая поток ненужной информации. Он плеснул в лицо водой и неодобрительно посмотрел на себя. Так нельзя выглядеть. Совсем распустился. Чтобы подумала о нем сестра? Мысль о ней мгновенно перенесла к Тине. Он вытер лицо махровым полотенцем и пошел в комнату, где должна была спать женщина. У него было много вопросов. И он хотел немедленно знать ответы.
– Тина, – он выругался, откидывая покрывало. Старый детский трюк: сбитые в ком подушки, накрытые одеялом, провел не только Тинину мать, но и его.
Он огляделся в поисках своей куртки. Снял ее со стула. И куда девица засунула ключи от машины. Неужели укатила на его тачке? Сердясь на себя за доверчивость и внезапно нахлынувшую сентиментальность, он в ярости скинул с кровати подушки, будто надеясь найти под ним пропавшую беглянку. Звякнули упавшие на пол ключи. Под сброшенной подушкой оказался сложенный вчетверо листок бумаги. «Профессору– Алексею» было написано на нем неровным торопливым почерком. Мужчина развернул бумагу.
«Когда мы отказываемся делать выбор, его делают за нас. Твоя очередь действовать.