Сын воды. В стране райской птицы. Амок
Шрифт:
— Вот уже сколько раз те парни приостанавливают работу, — ворчал один из надсмотрщиков, — а идти к ним не хочется. Видите? Опять? Ах, негодяи!
— Ничего не поделаешь, нужно сходить. Твоя очередь, Грин, — сказал другой.
— Ну и покажу я им сейчас! — сердито крикнул Грин и, взяв плеть, направился к рабочим.
Увидев, что приближается надсмотрщик с плетью, все четыреста человек невольно содрогнулись.
«Не ко мне ли?» — подумал каждый, и под горячими лучами солнца на людей повеяло холодком.
Чтобы добраться до них, надсмотрщику надо было обогнуть
Среди рабочих был и сын Па-Инго, двадцатилетний парень Нонг. В бессильной ярости смотрел он на то, как бездушные надсмотрщики губят всю их работу.
Четыреста человек затаили дыхание, боясь даже смотреть в сторону надсмотрщика. А тот все шагал, пока не подошел к провинившимся детям.
— Вы что же, играть вздумали? — загремел его голос. — Вы нанялись играть или работать?
Свистнула плеть и охватила «только» четверых. Еще свист — и шестеро ребятишек застонали, заплакали от жгучей боли. На их худеньких спинах выступили кровавые рубцы. На кровь тотчас набросились мухи — «леры», облепили раны, а отгонять их нельзя: нужно работать все минуты бесконечного дня.
Несколько взрослых, особенно женщины, невольно приостановились, посмотрели на бедных детей. Но и по их спинам тотчас заходила плеть.
— Эй вы, лентяи! — орал надсмотрщик. — Только и думаете, как бы украсть минутку! Надеетесь, что мы не видим? Как бы не так, нас не обманете!
В это мгновение послышался звон: после шестичасовой работы наступил получасовой перерыв, а потом снова шестичасовая работа, до темноты. Надсмотрщик ушел. Рабочие распрямили спины, многие тут же попадали на землю, некоторые начали завтракать. Горсточка риса да несколько плодов — вот и вся еда за двенадцатичасовой рабочий день…
Не следует думать, что труд этот — принудительный, крепостной. Нет, он организован на новейших капиталистических началах. Рабочие добровольно соглашаются работать по двенадцать часов в день и даже подписывают договор. А если так, то по закону работодатель имеет право любыми способами заставить их работать полные двенадцать часов, минута в минуту. Бывает, что люди работают десять, девять, а то и меньше часов, но в каждом случае — только по соглашению. Разве это принуждение?
Рабочие отдыхали. Большинство из них ни о чем не думали, ничего не чувствовали, кроме наслаждения отдыхом. Даже об избиении не разговаривали: дело обычное, для того и господа… Всегда так было, а может быть, и должно так быть… Вот только бы скорее окончился день! Тогда можно будет и отдохнуть хорошенько, и позабыть обо всех невзгодах…
Некоторые покорно жаловались на свою судьбу:
— Добрый дух покинул сердца белых людей…
— Аллах отвернул от нас свое лицо… Но слышались и призывы
— Никогда аллах не советовал терпеть издевательств чужеземцев! Наоборот, он приказывает вести с ними борьбу. Мы должны объединиться, и тогда аллах поможет нам прогнать белых. Ради этого и существует партия Сарэкат-Райят [15] . Если б мы все вступили в нее, могли бы одним махом освободиться от чужестранцев!
15
Национальная партия.
Кое-кто заинтересовался, начал расспрашивать, где и как можно записаться в партию Сарэкат-Райят. Нашлись и такие, которые пошли еще дальше:
— Одной независимости мало. Посмотрите вокруг, и увидите, что кроме белых и «свои» издеваются над нами. Нет, для нас свои — только те, кто работает, как мы. А кто пьет нашу кровь — все чужие, какая бы кожа у них ни была, белая или темная!
Любопытно было слышать такие слова под экватором, среди темнокожих, полуголых «дикарей». Даже сюда дошли коммунистические идеи! А господину Бильбо и не снилось, что у него на плантации произносятся такие речи. Он, как и вся Европа, привык считать яванцев «самым тихим и спокойным народом в мире».
Минуло полчаса, и опять началась тяжелая работа. Но вот на небосклоне заклубились тучи. Загремел гром, засверкала молния. Приближался экваториальный дождь, льющийся как из ведра, и буря, превращающая день в ночь.
— Вот не ко времени этот дождь, будь он проклят! — ругались надсмотрщики.
— Братья, какое счастье дождь! — радовались рабочие.
И дождь начался. Гремел гром, полосовали небо молнии, лились потоки воды, бурлили канавы. Надсмотрщики спрятались под деревом, а рабочие так и остались в поле. Зато как хорошо они отдохнули! Только через час опять принялись за работу.
Лишь в шестом часу, когда стало совсем темно, вернулись рабочие в свои бараки. Эти бараки правильнее было бы считать не местом отдыха, а местом мучений. Низкие, без окон, со сплошными нарами в несколько этажей, они походили на большие ящики, от пола до потолка набитые людьми.
Местные рабочие часто просились на ночь домой, но их не отпускали, потому что утром легче гнать на работу всех вместе, чем собирать людей порознь по всей деревне.
Назавтра, во время перерыва, на поле явился сам Бильбо, а с ним полицейские и человек двадцать новых рабочих.
Бильбо приказал всем собраться возле него. Полицейский вытащил из кармана бумагу и вызвал по фамилии человек двадцать рабочих.
— Вы члены Сарэкат-Райята? — грозно спросил он.
— Нет, нет! — послышались испуганные голоса.
— Что? Обманывать? — топнул ногой полицейский. — Сейчас же убирайтесь вон, пока я вас не арестовал!
Рабочие постарались исчезнуть, радуясь тому, что легко отделались. Вместо их поставили новых.
— Запомните, — пригрозил Бильбо, — так будет с каждым, кто входит в разные разбойничьи банды, особенно коммунистическую!