Сын Зевса
Шрифт:
Когда вечерний сумрак укрыл залитые кровью Фивы, Александр приказал солдатам вложить мечи в ножны. Шесть тысяч убитых фиванцев лежало на улицах города, на его площадях, на ступенях его храмов… Наступила ночь, но в Фивах не было тишины. По улицам бродили огни факелов, страшно выли собаки. И, не переставая, кричали и плакали женщины.
Наутро, едва поднялась над горами Беотии печальная туманная заря, македоняне вышли хоронить своих павших соратников. Они обошли весь город: заглядывали в дома и храмы, поднимали убитых и в торжественном молчании несли их на щитах к могилам.
Александр сам следил за тем, чтобы похоронные обряды строго соблюдались, чтобы отданы были все воинские почести
Были принесены обильные жертвы богам. Не жалели благовоний. Царь и сам положил в огонь алтаря несколько драгоценных зерен ладана, привезенного из далеких стран.
После этого Александр созвал своих военачальников и этеров.
– Что будем делать с Фивами?
– Разорить! – сразу закричали платейцы и орхоменцы [46] , которые были в войсках Александра. – Чтобы их не было на земле!
– Как ты решишь, царь, так и будет, – сказал Филота, – но я напомню тебе, что в договоре есть пункт: за измену союзу – смерть.
Александр должен наказать фиванцев. Не наказать их нельзя. Если он простит сейчас Фивы, то же самое начнется в Афинах.
Александр знал, что Афины всегда готовы восстать против него. А там загремит оружием и Спарта – не зря же спартанцы взяли у перса деньги. И тогда опять междоусобная война. И тогда опять на неизвестное время отдалится его поход в Азию.
46
Платейцы и орхоменцы – жители беотийских городов Плат'eи и Орхомена, захваченных Фивами.
Но Александр не хотел решать судьбу Фив, ведь он намеревался только овладеть стенами города и принудить его к сдаче. А вместо этого он уничтожил почти весь фиванский народ.
– Я отказываюсь выносить решение, – сказал Александр. – Здесь собрались военачальники многих народов. Среди вас есть и члены Коринфского съезда, на котором был провозглашен всеобщий мир. Я предоставляю вам судить Фивы и решить их судьбу. Как решит этот суд, так и будет.
Начался суд.
Судили фиванцев в большинстве платейцы, орхоменцы, фокидяне, феспийцы [47] – народы, покоренные Фивами. И все говорили только одно: Фивам прощения нет.
47
Феспийцы – жители города Феспия в Беотии.
Вот тут и припомнили фиванцам все злодеяния, творимые ими в течение многих лет. Припомнили и то, как они беззаконно взяли Платеи во время перемирия и поработили платейцев. И то, как они убили всех, кто сдался в плен. И то, как хотели они погубить Афины, когда Спарта со своими союзниками собиралась поработить афинян. О разрушенных и разграбленных беотийских городах, о невыносимом гнете и мучениях, о загубленных детях, проданных в рабство в чужие земли, – обо всем теперь вспомнили судьи, судившие своих поработителей.
Кто выступит теперь здесь, на суде, и защитит Фивы? Кто скажет, что этого не было?
Кто скажет, что все это можно простить и забыть?
Тут же вынесли и постановление.
Город Фивы сровнять с землей. Оставить храм Геракла и сохранить его участок земли. Остальную землю, на которой стоят сейчас Фивы, разделить между союзниками Александра.
Всех фиванцев, оставшихся в живых, с их женами и детьми продать в рабство. Оставить свободу лишь жрецам и жрицам и тем людям, которые связаны узами гостеприимства [48] с македонянами.
48
Узы гостеприимства. – Люди, связанные узами гостеприимства, обязаны принимать и защищать друг друга, даже если их государства враждуют между собой.
Восстановить разрушенные Фивами Орхомен и Платеи и обнести их стенами.
Бежавших фиванцев задерживать всюду. В Элладе ни одному эллину не принимать фиванца.
– Только прошу: не разрушайте дом Пиндара, – сказал Александр, – и не трогайте его родных. Это был великий поэт!..
Судьи записали его просьбу.
Постановление было принято единогласно и безоговорочно.
И тогда началось великое разорение древнего города.
Всех фиванцев, оставшихся в живых, вывели в лагерь. Они шли длинной вереницей, сопровождаемые вооруженными отрядами. Шли молча, с поникшими головами, потерявшие все: родину, свободу, честь. Шли старики, еле передвигавшие ноги. Шли раненые воины, потерявшие оружие. Шли девушки, помертвевшие от страха. Шли женщины с детьми на руках. Шли дети, цепляясь за одежды своих матерей. Шли гордо, угрюмо. Лишь изредка, переступая в последний раз высокий порог родных ворот, какая-нибудь женщина вскрикивала, не в силах сдержать рыдания. Но пощады и прощения не просил никто.
Александр смотрел, как шли пленные. Они будто не видели царя. В его власти было защитить их. Но они знали, что македонянин их защищать не будет.
Лишь один пленный фиванец, седой Клеад, вдруг остановился перед царем:
– Дозволь мне обратиться к тебе!
– Говори.
– Царь! Фиванцы не так виноваты перед тобой, как наказаны. Фиванцы отложились не от тебя, – нам сказали, что ты убит, – а от твоих наследников. Виноваты они в легковерии, а не в измене. За эту вину, однако, они уже понесли наказание: их молодежь истреблена. Теперь остались лишь толпы стариков и женщин, бессильных и безвредных, которые к тому же перенесли столько насилий и оскорблений, что никогда не приходилось им терпеть ничего более горького. И я, Клеад, прошу теперь уже не за граждан, которых осталось так мало, а за невинную родную землю и за город, который порождал не только мужей, но и богов!
Увидев, что Александр нахмурился, Клеад продолжал с еще большей горячностью:
– А лично тебя, царь, я, Клеад, заклинаю: вспомни о твоих религиозных связях с Фивами, ведь в Фивах рожден Геракл, от которого ведет начало твой род эакидов. В Фивах же провел свое детство твой отец Филипп! Поэтому я, Клеад, прошу тебя, царь, пощади город, который некоторых твоих предков почитает, как богов, а других, воспитанных здесь, видел великими царями!
Больше ему не дали говорить. Военачальники, осудившие город, приказали отогнать Клеада. И он пошел, тяжело вздохнув, вслед за своими фиванцами, обреченными на рабство.
С Фивами поступили так, как решили судьи. К стенам подвели тараны, их гулкие равномерные удары слышны были далеко. Их слышали и пленные фиванцы – эти удары били их прямо по сердцу. С грохотом рушились древние стены, красная и желтая пыль стояла над городом. Победители разваливали дома, грабили имущество богатых горожан, нагружали телеги всяким добром и вывозили в лагерь.
Не так много понадобилось времени войску, чтобы разрушить город и сровнять его с землей. Александр пришел взглянуть на его развалины. Груды камня и разбитого кирпича лежали перед ним. И всюду стояла страшная, глухая тишина.