Сын
Шрифт:
– Вспомнил, что код от двери записан у меня в мобильном, – сказал он, улыбаясь немного сконфуженно.
– А… он же разрядился. 666S. Это я его придумал, знаешь, что он означает?
Парень кивнул:
– В Аризоне это полицейский код для обозначения самоубийства.
Кнут заморгал:
– Что, правда?
– Ага. А S означает suicide [19] . Мне отец рассказывал.
Парень скрылся за воротами в светлом летнем вечере, а по высокой траве вдоль забора прошелся
19
Самоубийство (англ.).
Пелле посмотрел в зеркало и потер больную ногу. Все плохо: заработок, настроение и адрес, только что названный клиентом на заднем сиденье. «Пансион Ила». Так что пока они еще не тронулись с более или менее постоянного места парковки Пелле в Гамлебюене.
– Ты хочешь сказать, общежитие? – спросил Пелле.
– Да. Теперь это называется… да, общежитие.
– Я не поеду ни в какое общежитие без предоплаты. Прости, но у меня есть печальный опыт.
– Конечно, я об этом не подумал.
Пелле внимательно наблюдал, как клиент или, вернее, потенциальный клиент роется в карманах. Пелле просидел в такси тринадцать часов без перерыва, но ему оставалось еще несколько часов до того момента, когда он поедет в квартиру на улице Швейгорд, припаркуется, проковыляет вверх по лестнице на складных костылях, лежащих у него под сиденьем, повалится в кровать и заснет. Хотелось бы без сновидений. Или с ними. Все зависит от сна. Он мог оказаться как в раю, так и в аду, тут уж не угадаешь. Клиент протянул ему пятидесятикроновую купюру и горсть мелочи.
– Здесь чуть больше стольника, этого мало.
– Стольника мало? – сказал почти уже реальный клиент с неподдельным изумлением на лице.
– Давно на такси последний раз ездил?
– Давно. У меня больше нет, но, может, довезешь меня до места, до которого хватит денег?
– Конечно, – сказал Пелле, положил деньги в бардачок, поскольку было непохоже, что парень потребует у него квитанцию, и нажал на газ.
Марта находилась одна в комнате 323.
Она сидела в приемной и видела, как сначала Стиг, а потом Йонни ушли. А на Стиге были подаренные ею черные ботинки.
По правилам сотрудники имели право без предупреждения и разрешения постояльцев проводить обыски в комнатах, если у них имелись подозрения, что в комнате хранится оружие. Но правила также гласили, что в подобных случаях сотрудников обычно должно быть двое. Обычно. А что, если это не обычно? Марта смотрела на комод. И на шкаф.
Она начала с комода.
В нем лежала одежда. Только одежда Йонни – она знала, что было у Стига.
Марта открыла дверцы шкафа.
Белье, которое она выдала Стигу, лежало на полке аккуратно сложенным. Пальто висело на плечиках. На полке для головных уборов стояла красная спортивная сумка, которую она видела у Стига, когда он пришел в пансион. Она протянула руки вверх, чтобы снять ее, когда внезапно взгляд ее привлекла пара синих кроссовок внизу шкафа. Марта отпустила сумку, нагнулась и взяла в руки кроссовки. Она сделала вдох и затаила дыхание. Свернувшаяся кровь. Марта перевернула кроссовки подошвой вверх.
Она выдохнула и почувствовала приступ радости.
Подошвы были совершенно чистыми. На ребрах – ни капли грязи.
– Чем это ты тут занимаешься?
Марта развернулась, сердце ее дико стучало. Она приложила руку к груди:
– Андерс! – Она нагнулась вперед и засмеялась. – Господи, ты меня напугал.
– Я сидел внизу и ждал тебя, – сказал он с кислой миной, засунув руки в карманы короткой кожаной куртки. – Скоро уже половина десятого.
– Прости, я совсем забыла о времени. Нам поступило сообщение, что у одного из жильцов этой комнаты хранится оружие, а мы обязаны проверять такие сообщения. – Марта была так возбуждена, что ложь лилась рекой.
– Обязаны? – фыркнул Андерс. – Может, и впрямь настало время начать думать об обязанностях. Большинство людей, говоря об обязанностях, подразумевают семью и дом, а не работу в местах, подобных этому.
Марта вздохнула:
– Андерс, не начинай…
Но она уже видела, что он не собирается сдаваться. Обычно для того, чтобы довести себя до взвинченного состояния, ему требовались считаные секунды:
– Моя мать давно зовет тебя на работу в свою галерею. И я с ней согласен. На самом деле для твоего же собственного развития было бы полезно пообщаться с более интересными людьми, чем эти отбросы.
– Андерс! – Марта повысила голос, но она чувствовала себя усталой и не способной спорить. Она подошла к нему и положила ладонь ему на руку. – Я не позволяю тебе называть их отбросами. И я уже говорила тебе: ни твоя мать, ни ее клиенты не нуждаются во мне.
Андерс высвободил руку.
– Здешним людям нужна не ты, им надо, чтобы общество перестало облегчать им жизнь. Наркоманы, черт возьми, священная корова Норвегии!
– Я не готова к возобновлению этой дискуссии. Может быть, ты поедешь домой первым, а я, когда закончу здесь, приеду на такси?
Но Андерс сложил руки на груди и прислонился к дверному косяку.
– А к какой дискуссии ты готова, Марта? Я пытался заставить тебя выбрать дату для…
– Не сейчас.
– Нет, сейчас! Моя мать должна распланировать лето, и…
– Не сейчас, я сказала.
Она хотела вытолкать его, но он не поддался, упершись рукой в противоположную стену.
– Что это за ответ? Если моя семья будет платить…
Марта проскользнула у него под рукой и пошла по коридору.